Приключения Егорки Победоносцева на Новой (Лабинской) линии

Были и небылицы Лабинской станицы

Только тот народ, который чтит своих героев, может считаться великим.
К.К. Рокоссовский

Глава 1.

Тополь-белолистка и амулет Правды
Егорий Победоносцев – самый обычный мальчик из самой обычной школы самого обычного небольшого кубанского городка Лабинска – очень любил поиграть в телефоне и совершенно не любил учиться.
— Скучно в школе, — с тоской думал он, ожидая переменки.
Вместе со звонком возвращалась радость жизни, когда можно было наконец-таки достать из кармана заветный телефон и погрузиться в мир сражений, настоящих героев и атак. В мир, где сам Егорий становился крутым и неуязвимым: то черепашкой нидзя, то человеком-пауком, то капитаном-америка, то еще каким-то вымышленным героем, которых в бесчисленном множестве завезли в Россию из американского Голливуда.
С завершением учебного дня оканчивались и мучения мальчика. Он с радостью поспешил домой с одной мыслью, что после обязательной тренировки и выполнения домашнего задания он сможет снова поиграть.
В этот день занятия закончились пораньше. Мама велела дождаться ее с работы на городской площади, чтобы вместе пойти домой.
Егорка уселся на лавочку возле фонтана, и под приятный шелест воды полез в карман. Ожидание должно быть приятным, а значит, пора в бой!
Телефон привычно поприветствовал своего друга яркой картинкой эпизода «Звездных войн». Пальцы заскользили по экрану…
Внезапно взвилась ввысь стайка голубей, развеселив маленькую девочку, игравшую рядом. Мальчик отвлекся и краем глаза увидел странный предмет в траве.
— Что это? – Егорка помнил нотации старших, что незнакомые предметы трогать нельзя… Но так хотелось посмотреть. Рука потянулась сама.
— Ух ты! Какой-то амулет! – подумал он и начал судорожно вспоминать, где он мог видеть такое изображение: воин на коне поражает копьем извивающегося змея.
— На какого-то героя похож, — соображал мальчик, — дай-ка я его сфотографирую и в интернете значение поищу…
Только успел он так подумать, как изображение засветилось алым цветом, и рядом с мальчиком на лавочке появился мужчина. Егор крепко стиснул в ладошке свою находку и весь словно сжался, ожидая, что будет дальше.
Мужчина лет пятидесяти полноватый, с седой бородой и усами добродушно посмотрел на мальчика.
— Не бойся, Егорий, а амулет на шею повесь, — обратился к нему незнакомец.
— Вы потеряли, наверное? – Егор раскрыл ладошку.
— Амулет Правды невозможно потерять и найти без воли Рода, — ответил собеседник. – Род выбрал тебя.
— Выбрал? Кто? Зачем? Я-то при чем? Я не подписывался….. – затараторил Егорка, ощутив себя маленьким и беспомощным перед этим дядькой, пристально смотревшим на него. – За мной сейчас мама придет, и мы пойдем домой. Я не знаю вас, забирайте вашу вещь!
— Эх, Егор, Егор, а еще героем мечтаешь стать.
— Откуда вы знаете? – ребенок недоверчиво смотрел на собеседника, пряча за спиной телефон.
— Я все про тебя знаю. Я пришел поговорить с тобой. Помощь нам твоя нужна.
— Кто вы? Кому нам? И чем я, обычный мальчик, даже не отличник, могу взрослым помочь? – недоумевал Егор.
— Амулет, который ты держишь в руках, называется амулетом Правды. Он сделан из древесины тополя-белолистки, который рос рядом с этим местом.
— Да я помню его! Большое дерево с серебристыми листиками! Его недавно спилили, — ответил мальчик.
— Это дерево – свидетель многих событий, которые происходили здесь. Оно помнило и радость, и печаль здешних мест. Чтобы тебе было понятно, оно, как интернет, вмещало в себя всю информацию об истории нашего города. Когда его спилили, эту информацию и силу дерева рода хранители города поместили в амулет. Придет время, и новое дерево – красный дуб – подрастет, наберется сил и также станет символом и оберегом этих мест. А пока – все здесь.
Незнакомец дотронулся до амулета, и тот стал теплым, как котенок.
— Он живой, что ли? – удивился мальчик.
Расхохотавшись, незнакомец продолжил рассказ:
— Он волшебный. В нем – наша общая сила, которая дана тебе в помощь. Я Петр Аполлонович Волков, когда-то давно был начальником Лабинского казачьего полка, со времени основания станицы присматриваю здесь за порядком.
— Я Егор.
— Знаю, Егорий. Знаю. Сердце у тебя отважное, душа – чистая, и предок твой — прапрадед Григорий со мной над обустройством здешних мест старался.
Глаза батьки улыбались, хотя голос был строг.
— Твоя задача тебе привычна – нужно спасти всех нас. Ты часто это делал понарошку. Пришло время настоящих действий.
— Кого я могу спасти? Я маленький, меня никто не боится даже.
— Физическая мощь – не главное. Дух должен быть сильным. В каждом человеке есть стержень, характер. Если он слаб, то такого человека и муравей победит. Он изначально – проигравший, понимаешь?
— Да, вот я в играх с такими мутантами сражался…..
— О них тоже разговор будет. Понимаешь, Егор, мы – великий народ. Враг нас много раз пытался силой завоевать – и все не получалось. Тогда он придумал такую хитрость: всех наших детей и молодежь обманом завлечь в параллельный мир «иноземного рая». На это брошены все силы: сняты сотни чужеродных фильмов и мультиков, выпущены книги, журналы, комиксы и компьютерные игры. И в каждом – красивая фальшивая сказка, не наши истории, не наши герои, на наши духовные ценности, традиции и обычаи. А нас – настоящих, которые жили, сражались и побеждали, строили страну – забыли, и значит, обессилили, бросили в коварную реку беспамятства.
— А кто это – мы? Я никого и не знаю…
— Это и горько. Нас много, мальчик. И ты – один из нас. Потомок великого народа, представитель поколения, теряющего память. Есть древнее предание, которое гласит, что нашедшему амулет Правды предстоит долгая дорога Времени и трудные испытания, но если он выдержит все, не струсит, не смалодушничает, то воскресит веру в восстановление нашей исторической памяти. Не бойся. Род будет помогать тебе. Если нужен будет совет, сожми амулет в руке и задай вопрос. Он подскажет, как лучше поступить… Впрочем, сейчас ты это забудешь, но придет время, и память вернется к тебе. Другому тебе. С этими словами батька Петр исчез.
Егор долго не мог двинуться с места. Стемнело. Стало непривычно тихо. Так бывает только в безлюдном пустынном месте.
Мальчика на лавочке больше не было.

Глава 2.

Знакомство. Григорий Бида.

Правду или нет говорят, то давно никому уж неведомо, но я знаю точно, что все это мне не привиделось, а значит, было на самом деле.
В стародавние времена царица Екатерина решила рубежи свои на юге России упрочить и казаков на тех землях расселить, чтобы они те границы охраняли и защищали. Много для этого разных дел делалось, да не об том речь. А стали на новые необжитые места казаки с Запорожской Сечи уходить. Говорили, что земля на Кубани обетованная, обильна зверем и птицей разной, плодородна очень – палку воткнешь, так деревом прорастет.
Вот я, лихой казак Григорий Бида, и решил с супругой своей Матреной счастья в новых краях искать.
Бидой меня звали товарищи за крутой характер и нрав необузданный, чем привлекал я на свою голову великое множество приключений, из которых, однако, всегда выходил победителем. То ли ангел-хранитель у меня был серьезный, то ли защитная сила дедова подарка берегла, но даже из самых жестоких боёв я живым выходил. Поранитым, но живым.
Амулетом мне служил старый лядунок, на котором красовалось латунное изображение воина на коне, пронзающего копьем змия страшного. Совсем малец я был, когда дед Евтихий – запорожский казак — вложил его мне его в руку и велел никогда с ним не расставаться. Изготовлен лядунок был из крепкой кожи, которая со временем сильно истерлась, так что возраст его определить было сложно. Старый казак хранил в нем готовые заряды-патроны, каждый из которых содержал меру пороха на один выстрел и пулю.
Отдав мне эту вещицу, наказывал дед Евтихий мне всегда её с собой носить и никому не дарить, а передать внуку, которому — сердце покажет.
А еще, может статься, что от деда передалось мне некое умение все обстоятельства в свою пользу оборачивать, потому и жив до сих пор хожу.
Его товарищи шептались меж собой, да я подслушал как-то, что был Евтихий характерником, то есть владел умениями, которые обычные люди называли магическими.
Дед мальцом рос на одном из островов Днепра, в его поселении обитался человек без возраста, волхвом его местные жители называли меж собой. Много времени маленький Тишка проводил у него. Там, видимо, и обучился умениям сухим из воды выходить, кровь останавливать, на врагов морок наводить, исцелять болезни разные, да и многому другому.
Я с дедом общался мало, помню его смутно, но лядунок храню до сих пор.
Так, о чем это я. Да, вот и решили мы с Матренушкой новую жизнь начать на кубанской земле с новой фамилией — Победоносцевы. Ведь, знамо дело, как назовешься, так и жизнь проживешь. А с бедами решил я покончить раз и навсегда.

Глава 3.

Джигит-кала или Молодецкая крепость

Прибыли мы вместе с другими семьями в центральное укрепление на Лабинской линии – Махошевское, которое горцы называли Джигит-кала. Его недавно возвели на крутом берегу горной реки Лабы казаки да сосланные сюда — на край земли — декабристы.
Лабинская кордонная линия протянулась вдоль реки на 190 верст от Ахмет-горы до впадения Лабы в реку Кубань. Её история началась в 1839 году, когда на правом берегу горной красавицы возвели казаки Арджинское (ныне Зассовское – прим. авт.), Махошевское и Темиргоевское укрепления.
Махошевским укрепление назвали по наименованию черкесского племени, которое раньше обитало на этих землях, а станицу, что начала расстраиваться рядом, решили наименовать Лабинской по названию реки Лаба.
По мысли генерала Засса, Махошевское укрепление поставили на высоком, крутом и обрывистом берегу, где было бы удобно позже построить каменный мост. Укрепление имело стратегическое значение, поскольку было соединено почти со всеми закубанскими станицами удобными разъезжими дорогами.

Оно представляло собой неровный пятиугольник с четырьмя крепостными и пятью полевыми орудиями, обширным плацем с походной церковью, казармами на 400 человек, госпиталем на 300 человек, офицерскими флигелями, складами, пороховыми погребами, гауптвахтой, кухней и конюшней, штаб-квартирой начальника Лабинской линии Петра Аполлоновича Волкова.
Речная сторона укрепления была дополнительно защищена шестиметровым естественным обрывом, а на верхней кромке всего земляного вала была установлена стена из ряда заостренных сверху столбов с прорубленными для стрельбы бойницами. На угловых выступах-полубастионах на деревянных платформах-барбетах стояли 4 крепостные чугунные пушки, прикрытые плетеными корзинами с землей.
Во рву под стенами крепости в шахматном порядке двумя рядами, были врыты колья, такие же колья в три или четыре ряда окружали крепость с трех сухопутных сторон.
Укрепление встало на пересечении торговых дорог и важных просек, связывающих пути разных народов и племен в единый узел взаимных интересов. Я быстро сообразил, что главный талант, которым должны были обладать люди, желающие преуспеть в этом месте, помимо военного, был умением договариваться. А это для меня не составляло большого труда. Так начиналась наша новая жизнь.

Глава 4.

Станица Лабинская

После замирения с горцами стали казаки вокруг крепости хатами обрастать, а особо зажиточные каменные дома ставили. Вскоре Махошевское укрепление растворилось в станице Лабинской. Кстати, название станицы было утверждено самим государем императором Николаем I осенью 1841 года.
Приехавши, осмотревшись, мы сначала смастерили себе небольшую хатку, а потом и дом поставили на улице Кабардинской.
Благодаря своему рисковому характеру и недюжинной силе, я работал на переправе, что было довольно доходным промыслом. Мосты через реку Лабу наводили регулярно. Так же регулярно она их смывала. Бурные воды подтапливали берега, своевольное течение постоянно меняло русло, мост рушился, и поэтому самым надежным средством переправы оставались плоты. Торговый люд застоя не любит, деньги и товар всегда находятся в движении, а, значит, я всегда был обеспечен работой.
Плот мой был прочным, делал я его на совесть, однако река приняла меня не сразу. Сначала испытала, покружила в водоворотах, пару раз переворачивала даже, но потом, видя мою настойчивость и твердость, успокоилась и привыкла.

Глава 5.

Лаба-Лабушка, молодцова любушка

Станица Лабинская, как уже и было сказано, названа была по имени реки, на берегах которой она расстраивалась. Нрав у реки был своевольный. Горная красавица не всех подпускала к себе, поэтому работать на переправе могли только те, кто по душе ей приходился.
Много историй происходило на ее берегах. Ведь река была и остается источником жизни. Станичники и воду отсюда брали, и стирали здесь, и рыбачили, и коней купали, и переправы налаживали.
Сразу же после прибытия в станицу, мне предложили пойти работать на переправу. Казак я был справный и сильный. Но для этого необходимо было проверить, примет ли меня река.
— Лаба – девка характерная, — говорил опытный казак Кочубей. Он несколько лет уже переправой промышлял, все ее повадки и привычки выучил, — не понравишься, даже и не подходи, другое ремесло себе ищи. Да аккуратным будь, некоторые казаки легкомысленно относились к ней, вот и утопли.
— Да их русалки в мужья забрали, — ехидно вставил Стас Рябоконь. Кочубей неодобрительно посмотрел на него. Негоже про стихию шутить, она ж и припомнить может.
Я слушал разговор товарищей и думал о своем, как с рекой контакт заиметь?
Поблагодарил товарищей за совет и пошел на берег. Вечер здесь был особенно красив. Заросли из молодых деревьев и бурьянов, булыжники и глина, перемежаясь, создавали удивительно живописную картину для художников и удобные места для переправы.
Немного поодаль были построены мостки, с которых женщины стирали бельё, а мальчишки рыбачили. В заводях рыли норы огромные раки, таскать которых тоже нужно было уметь. Множество рыбы и птицы, которая обитала на воде, делало эту артерию жизни привлекательной как для человека, так и для животных. Но тут тоже были свои правила, нарушать которые никому не дозволялось. За тем следил дух реки — Варга и ее многочисленные помощницы-русалки. О них-то и говорил ехидный Стас. На посиделках он клялся товарищам, что сам видел одну из них, и что одного знакомого казака русалки-таки утащили к себе. Ему мало кто верил, но реку уважали все.
Я подошел прямо к берегу. У переправы теснились громоздкие плоты. Они отдыхали после напряженного дня. Их деревянным спинам перевозить доводилось много всего. Станица обретала славу торговой, безопасность товара и возможность быстро переправить его через реку или по сухопутному пути к месту назначения привлекали сюда все больше предприимчивых людей.
Через реку на плотах переправляли повозки, живность и просто одиноких путников, которые потом направлялись к Майкопской крепости или дальше. По дороге была возможность выгодно приобрести товар у горцев и продать его подороже в степных селениях. Мысли обо всем этом теснились в голове пестрым хороводом. А тем временем в воде лучи солнца, спешащего на закат, играли в юрких ручейках с рыбками, гладили камушки и подмигивали мне мимолетными бликами. Вдруг я увидел отражение чьей-то улыбки. Подняв голову, глаза в глаза встретился взглядом с женщиной в зеленом одеянии. Холодная и гибкая, как лоза, она была похожа то ли на змею, то ли на один из лабяных ручьёв, то ли на русалку. Красавица сидела на краю одного из плотов и улыбалась.
— Не ко мне ли ты пришел, Григорий? – спросила она меня.
— К тебе, видимо, коли ты и есть Лаба.
— Я дух речной, Варгой зовут меня.
— Слыхал про тебя. Значит, к тебе, сударыня.
— Что ты хочешь, казак?
— Прибыл я в станицу эту, как мне Зассом было велено, с секретным поручением. Все выполнил, как он велел. Теперь дела себе ищу. Хочу вот на переправе работать. Дозволишь?
— Вижу силу в тебе и знания. Твой предок водных духов уважал, на одном языке с ними говорил. И тебя умением наделил, только спит оно пока в тебе. Но это до времени. Да, справишься ты с характером Лабы. Испытает она тебя сначала, но ты не трусь, это проверка. Если вдруг что, мои помощницы тебя из пучины достанут и из водоворота вытянут.
— Благодарствую, Варга.
— Я не закончила, казак. Ты помни, что река – это рубеж. А здесь все человеческие качества ярко проявляются и обостряются. Увидишь богатства многие у чужих людей, захочешь их присвоить ил цену завысить за переправу, берегись, казак, здесь нельзя наживы искать. Не то это место. По правде жить будешь, и река тебя любить станет, род твой оберегать.
— А коль вопрос какой будет у меня к тебе или совет нужен станет, как позвать тебя?
— На берег приходи, я услышу, — засмеялась женщина и растворилась в заходящем солнце, как и не было ее.
Я обрадовался. На душе стало легко. Река приняла меня, значит, жить нам тут. Нашел я свое место.
На силу мне жаловаться было грех, товарищи помогли плот смастерить. Из хорошего дерева, коего тут много, крепкий и надежный, не раз выручал он меня.
Конечно, Лаба не далась мне сразу. Нового перевозчика восприняла настороженно, да и пока плот строил несколько раз баловалась, бревна утаскивала, словно проверяла, насколько крепко моё намерение дружить с ней.
Но казака так просто не возьмешь. С упорностью молодого бычка я шел к поставленной цели.
Поначалу мне товарищи доверяли лишь небольшую поклажу перевезти, за что и денег-то было не взять, или каких людей неприглядного вида, которые, может, и не расплатились бы за переправу. Всякое было. Однако я на судьбу не роптал, с благодарностью принимал всех, кого Бог посылал навстречу. А с Лабой я крепко замирился после того, как она чуть жизни меня не лишила.
Было это холодным ноябрьским днем. К переправе подъехала большая подвода, груженая бочками с маслом. Тяжелая и объемная, она надвигалась на берег, урча сытым брюхом и заранее возмущаясь предстоящим неудобствам водной переправы. Так получилось, что других плотов рядом не оказалось. Я один на реке был. Купец – грузный мужик лет пятидесяти – глядел исподлобья.
— Мне на ту сторону надо, — пробасил он. – И побыстрее.
Делать нечего. Начали погрузку.
Судя по всему, река была не в духе: она несла мутную воду, раздраженно ударяясь о берега выкорчеванными где-то по дороге деревьями, бурлила водоворотами, — в общем, всячески давала знать, что не готова сегодня переправлять людей куда бы то ни было.
Бывалые казаки, видя такое настроение, наотрез отказались работать и разошлись по домам. Приезжие же, останавливались по гостевым домам ждать милости от природы.
Я, горячий и бедовый казак, решил положиться на русский авось и свое везение. Решил уговорить бунтарку.
— Лабушка-любушка, не злись, голубушка, нужно их переправить, у них груз важный, его многие люди ждут. Помоги, красавица, мне на тот берег переправиться.
Мой плот, более походивший на паром, потихоньку стал отставать от берега. Однако река не унималась, она несла нас мощным течением легко, как хрупкое стекло, стремясь бросить на камни и закрутить посильнее. Я изо всех сил старался выправить плот. Когда русло было уже преодолено наполовину, плот все-таки цапанул бортом камень и, проплыв по течению остальной путь, был буквально вышвырнут на берег.
Доставив путников, мне пришлось налегке отправиться восвояси. И вот тут река решила преподнести мне урок.
Она играла моим плотом, как щепкой, кружила и носила меня из стороны в сторону, стараясь сбросить в пучину. Вскоре я выбился из сил, потерял сознание и упал в бешеный поток черной от гнева воды.
— Зачем ты пришел сегодня? Тебе же сказали, что я не в духе. Или ты сам не видишь? Упрямый казак. Тебя бы стоило хорошо проучить.
Я слышал то ли шипение, то ли ворчание-рокот раздосадованной Лабы, видел встревоженные глаза Варги, чувствовал, как тело волочет течением по острым камням, засасывая в густой липучий ил. Но чьи-то цепкие руки не давали своенравной стихии затащить меня куда-то вглубь, как говаривали, на второе дно. Кто-то упорно пытался вырвать меня из илового плена и тянул вверх из воды, хлестал по щекам, не давая совсем отключиться, боролся за меня из последних сил. Внезапно сопротивление прекратилось, я упал на что-то мягкое, как пух. Стало легко дышать.
Очнулся я в камышах. Местность была незнакомой, хлестал ледяной дождь. Руки и ноги онемели, я едва мог двигать ими. Сразу же включился разум, который заставил меня двигаться. Кое-как перевернувшись на живот, я пополз от берега подальше. Через некоторое время пришел в себя, услышал шелест ветвей, по которым били тугие капли, и решил укрыться под деревом, чтобы осмотреться и понять, что делать дальше. Двигаться было легко, к удивлению, ничего не болело, словно, онемело все тело.
— Варга, — позвал я мысленно, — ты слышишь меня?
— Слышу, казак, — откликнулся дух реки через некоторое время.
— Где я? Не узнаю местность. Куда меня унесло?
— Ты на изнанке, Григорий.
— Изнанке чего?
— Изнанке реки. Ты же знаешь, что у Лабы есть второе дно? Так вот, ты здесь. Тут живут все утопленники и пленники, которых Лаба забрала. Это был их выбор. Во время осенних туманов они тоскуют и иногда выходят к людям, но обычно, для тех, кто попадает сюда, назад хода нет. Здесь им хорошо, все есть, спокойно, легко. Они вечные пленники, и многие богатства, которые находятся здесь, на втором дне реки, им ни к чему.
— Так я что, умер? Мне не выбраться отсюда? – я оторопел.
— Ты не умер пока, у тебя много незаконченных дел осталось. Но ты выбрать должен, куда дальше идти. Тут река неволить не может. Думай, казак, в покое жить или назад вернуться.
Голос стих и совсем пропал. На мгновенье исчезли все звуки, было ощущение, что и воздух пропал. Лишь мгновенье.
Фух! Я вдохнул воздух полной грудью и будто вывалился в явь. Ливень обрушился на меня с новой силой, вдавливая в грязь прибрежной жижи. Глина, казалось, впиталась в кожу, мокрые волосы лезли в глаза. Тут же впились в тело острые камни, камыш резал руки и лицо, холодный дождь избивал меня плетьми, не прекращая. Казалось, он шел в обеих реальностях, заполняя собой все пространство. С новой силой навалилась боль, тело словно пропустили через жернова. Я лежал, истерзанный и растоптанный, вернее, размытый донельзя, но живой! Расхохотавшись в голос, я пополз в направлении станицы.
— Ну что ж, казак, живи, да помни, — уважать мою волю не будешь, в следующий раз не отпущу, — услышал я рокот реки.
— Понял я, матушка, благодарствую, что живой, — ликуя ответил я, уж проучила, так проучила, да так мне, дураку и надо.
Откуда только силы взялись. Я поднялся на ноги и направился к дому.
Матрена извелась, ожидая меня. Будучи на сносях, она не находила себе места, предчувствуя дурное. Подскочив от страшного стука в дверь, она опрометью бросилась открывать, забыв о любой предосторожности. Я ввалился в хату кулём, упал на лавку и больше подняться с места не смог.
Жена попросила соседей помочь переложить меня, ухаживала несколько дней, пока не пришел в себя. Старые казаки только качали головами: река не прощает неуважения. Все, кто не слушал предупреждений, плохо кончали. Вот и еще одно тому подтверждение. Жёнушка не обращала внимания на ворчания и пересуды, врачевала меня, как могла. И вскоре я пошел на поправку.
Плота своего, разумеется, я так и не нашел, разметала его своенравница, пришлось мастерить новый. С тех пор мы с рекой заключили мир. И не было теперь лучше перевозчика на переправе.
Так шло время. Народили мы с Матреной пятерых сыновей и дочку. Младший сын Федор жил с нами, остальные — отдельно. И было у нас уже шестеро внуков, да ни одному хлопцу сердце не ёкнуло амулет передать. Значит, не пришло время.

Глава 6.

Казак родился!

В окно хаты с любопытством заглядывала полная луна. Аромат майской ночи смешивался с запахами женской половины жилища Победоносцевых, которое сегодня наполнилась радостью: у Полины и Федора родился первенец — сын.

— Егорушка, — радостно подумала она. — Георгием назовем, ведь прям в день святого Георгия Победоносца на свет появился.

Пупоризная бабка-акушерка Авдотья аккуратно обтерла младенца, спеленала и отдала матери.

Ох, как же аппетитно она пахла молочком: младенец жадно втянул воздух и начал тыкаться личиком во что-то мягкое.

— К груди приложи, — проворчала повитуха.

Врач на всю станицу был один, поэтому появиться детям на свет помогала именно она — пупоризная бабка.

О родах в станице не распространялись — это считалось дурной приметой. А теперь что ж, можно было и радостью поделиться. На улице послышался смех счастливого мужа.

— Хлопец, казак, поздравляем! – Митрий – средний сын Григория с отцом уже обсуждали крестины мальчика.

Тявкала малюсенькая дворовая собака Ласка, а огромный Тарзан недовольно ворчал на цепи: малявка мешала ему спать.

Конечно, крошечный Егорка, едва появившись на свет, ни о чем не подозревал. Он не знал, как такой малыш, как он, может занимать такое огромное место в сердце матери.
А у Полины чувство счастья было настолько большим, что, казалось, от избытка оно может просто не поместиться в груди.

Егорка пошевелился. Во сне он сладко сопел у мамы под боком. Она пока не хотела расставаться с малышом — даже просто переложить его в люльку, которая качалась рядом с кроватью женщины и готова была принять маленького жильца.

Да, сегодня казак сделал максимум из возможного – появился на свет, и этим принес радостную весть своему роду славных кубанских казаков, ярким представителем которого ему вскоре предстояло стать.
Полина увидела, что рядом на кровати лежал откуда-то взявшийся деревянный амулет, на котором Георгий Победоносец отважно пронзал пикой змия. Молодая мама не придала этому значения, убрав деревянную вещицу на стол, чтобы потом при случае подумать, что с ней делать.

В хлопотах и обвыкании к новому члену семьи прошло три дня. Настало время матери «размыть руки». В хате чисто прибрали, бабка Матрена в углу перед образами зажгла лампаду. Старшие дети – двоюродные брат и сестра Егорки — притихли.

Взрослые были немногословны и торжественны. Обрядам и традициям в станице уделяли самое серьезное внимание, потому что от каждого из них, по мнению ее обитателей, зависела не одна жизнь, а иногда и всего рода.

Заслон от большой русской печи-кормилицы положили на пол, полили его молоком, рядом уложили веник. На большой стол выставили к случаю испечённый хлеб с солью. Полина в нарядном одеянии встала на печную заслонку. Повитуха Авдотья взяла миску со свяченой водой и зашептала над ней молитву. Горящей свечой она чертила над миской кресты. В неё падали капли расплавленного воска. Молодая мать омывала руки заговоренной водой, пила из горсти и умывалась.

— Теперь у Полюшки молока хватит Егорушку выкормить, — с удовлетворением и облегчением подумала Матрена. – Обряд давал надежду на то, что у матери будет хорошее молочко для первенца. А аппетит у маленького казака был богатырский.

Сделав все необходимое, Авдотья удовлетворенно обтерла руки. Дед Григорий одарил повитуху подарками, и она, довольная, заспешила домой.

В стародавние времена начала обживания Новой линии младенцев спешили покрестить сразу же после рождения. Смертность среди них была большой, и бытовало поверье, что некрещёного младенца подстерегали различные опасности. Победоносцевы готовились к крестинам.

В Лабинской крестили детей в Николаевском храме. Церквушку построили сразу же, как только было разрешено возле Махошевского укрепления обустраивать станицу и ставить хаты. А куда ж без нее?
Место для строительства было выбрано не случайное. Возле станичного правления на него указал старейший в то время в станице казак Михайло, он сам и первый камень в основание заложил. Возводили храм всем миром. Рядом облагородили Церковную площадь, устроили станичное кладбище. В 1843 году здесь уже был и свой поп. Священник Алексий с матушкой Феклой, которых направили в Лабинскую от Ставропольской епархии, сразу же с рвением принялись за дело, старались обустроить Божий дом.
Отец Алексий казался человеком суровым и строгим, матушка же, наоборот, старалась обогреть своей мягкой улыбкой каждого страждущего. И как у нее на всех терпения хватало, не известно, да только тянулись к ней станичники, кто за советом, кто просто за добрым словом и участием.
Крестили детей после службы прямо в церкви, специальное помещение еще не пристроили, поэтому здесь устанавливали огромный чан, наливали воду, вели все приготовления.

В Лабинской середина мая – это почти лето. Теплынь на улице, благоухание обильного разнотравья, изобильная растительность, многочисленная живность на играющей и вечно спешащей куда-то по своему руслу реке располагали к радости.

В курене Победоносцевых завершили приготовления к крещению. У новорожденного в комнате было прохладно. Солнечный лучик игриво щекотало маленький нос, иногда прячась за занавеской, но Егорушка в это утро решительно не хотел просыпаться. В комнату вошла бабуля, улыбнулась, взяла парня на руки, вынесла к родне. Сладко посапывающего хлопца положили на расстеленный на полу овечий тулуп.
До этого Анна и Яков — дети Дмитрия — припрятали под него символические предметы, чтобы посмотреть, кем будет Егорка.
— Митрий, доставай, — скомандовала повитуха дяде младенца, которого определили в крестные отцы.

Дмитрий хитро прищурился.
— Ну что ж, племяш, покажи, кем будешь в этой жизни, — с этими словами он залез рукой под кожух. Довольно крякнув, он вытянул из-под него старый отцов кинжал. Это оружие искусной ручной работы не раз спасало Григория в бою.

— Добре, — протянул дед Егория. – Бойцовский хлопец вырастет. Ты вот что, Митька, — обратился он к сыну — парня всему научи, как я тебя учил, ничего передать не забудь. Если бывать ему воином, пусть будет лучшим!

С этими словами Григорий вышел из хаты на ласковое солнце и вдохнул аромат весны полной грудью. С годами все острее чувствовалась жизнь, все ярче становились воспоминания и слаще казался воздух вольной казачьей станицы.

— Определи ему, господи, талант и счастье, добрый разум, долгие века! И пусть ребенок будет также богат, как эта шуба! – Матрена подняла внука с кожуха и протянула родителям:

— Благословите, родители, принять крещеную веру, как от рождения, так и до крещения, как от крещения, так и до венца, как от венца, так и до конца жизни быть чистым и непорочным.

Федор и Полина поцеловали сыночка. Егорушке впервые суждено было покинуть родной дом. Ребенка бережно взял на руки крестный.

Повитуха приговаривала:
— Вот тебе дитё некрещёное, немолитвенное, а нам принеси крещёное и молитвенное.

Крестной матерью Егора решили взять сестру Полины Параскеву. Она жила недалеко – в станице Каладжинской — и с удовольствием приехала на крестины племянника. Кумовство — это хороший повод чаще видится с сестрой.

Идти к церкви было недалеко. Однако этот путь для казаков был полон примет, которые при правильном толковании могли приоткрыть тайну будущего мальчика.

Выйдя за калитку куреня, Митрий огляделся. Навстречу крестильной процессии шел сосед Данило Коваль, он вел под уздцы своего верного коня Огонька.
Повстречать казака с верным другом-конем — хорошая примета, поэтому, приосанившись, крестный отец с ценным свертком на руках уверенно пошагал к церкви.

В храм зашли тихо, помолились на образа. Здесь к обряду крещения было уже все готово. Набранная в чан вода была теплой, свечи горели ровным ярким пламенем.

И тут гармонию церковной тишины нарушил громкий крик Егория. Он проснулся.
Крёстный купил крестик, крёстная подготовила крестильную рубашку, полотенце и хлеб. Малыша переодели.

Вошел священник. Было видно, что отец Алексий доволен богатырским криком младенца.
— Как назовете хлопца? – спросил он у присутствующих.
— В день Святого Георгия Победоносца он рожден, — произнесла Матрена, — Георгием и будет.

Георгий Победоносец – покровитель казачьего рода и всех воинов – пользовался в семье особой любовью. Он берег деда Григория, бывалого вояку, прошедшего дорогами Русско-Турецкой и Кавказской войн, испытавшего все лишения военной доли и сумевшего на новом месте обустроить жизнь, пустить корни, укоренить и вырастить дерево рода. Алексий знал казака Григория, норова и характера они были одного, а потому понимали друг друга с полувзгляда. Вот и теперь, Алексий поднял глаза на старика, который смягчившись от ликов на образах, о чем-то задумался, глядя, будто бы внутрь себя.

— Хорошее имя, сильное, — обронил священник, улыбнулся кричащему ребенку и начал обряд.

После крещения малыш притих и снова уснул. Митрий с облегчением выдохнул: давненько не случалось ему носить на руках орущих младенцев — свои дети у него давно выросли.
— Батюшка, извольте к нам на обед праздничный, — Матрена поправила платок, улыбаясь, пригласила священника. Но тот отказался, сославшись на занятость. В храме было много работы, за всем нужен был пригляд, хозяйский глаз да твердое слово.

А тем временем на крестины в дом Григория собралась вся родня, пришли и соседи. Под иконами на почётное место усадили родителей и кумовьев-крёстных. Виновник торжества крепко спал.
Хохот, пожелания здоровья младенцу, щедрые подарки, громкие разговоры – праздник удался на славу.
В конце обеда Матрена подала пирог, рядом положила шапку, поставила чугунок с кашей и четверть с вином.
— Шапка-малахай, каша да хлеб, пусть не будет пусто ни тебе, ни другу. Чтоб каждый год давал по сыночку! – приговаривала она.
Федор с любовью смотрел на жену. Да и как не смотреть – такого казака ему родила его голубушка! Полина улыбалась.

Глава 7.

Кусь-покусь. Егорка и первый зубок

Маленький Егорка быстро рос. Первые месяцы пролетели незаметно. А на Покрова в розовом ротике первый зуб показался.
— Ох, радость какая! – Полина всплеснула руками.
Егорушка, лежал в люльке и улыбался матери, демонстрируя ярко-белую горошину.

— Федор, ты ребенку подарок приготовил? – Полина поспешила поделиться радостной вестью с мужем.
Казак во дворе управлялся с конями, когда жена вынесла ему карапуза.

— Покажи тяте зуб, — она протянула парня отцу.

— Ну что, Георгий, ты теперь зубатый, пора и об оружии подумать, — отец обтер руки и потрепал Егорку за толстые щеки.

«На зубок» у казаков принято было дарить хлопцу что-то связанное с прохождением воинской службы – луки, стрелы, порох, патроны, шашку или даже ружьё.
Дед Григорий, узнав о появлении зубика, крепко задумался, не отдать ли внуку амулет, но поостерегся делать это так рано и принародно, ведь такие вещи не любили огласки.
Он принес Егорке свой кинжал кама. Старый и неброский с виду, обоюдоострый клинок, украшенный охранной вязью замысловатого рисунка, кинжал был надежным товарищем казаку в бою. Расставался с ним старик с легким сердцем. Ведь именно его вытащил Митрий при крещении из-под кожуха с Егором, значит, ему и была судьба защищать парня по жизни.
Отец и крестный подарили малышу патроны и добытую в бою линейную кавказскую винтовку. Подарки схоронили до времени, а хлопцу пожелали расти настоящим воином, защитником своего рода.

Как только Егорка сделал первый уверенный шаг, его было не остановить. Энергичный и шустрый, несмотря на крепкое упитанное тельце, он ни минуты не сидел на месте.
Особой любовью у мальчика пользовался Тарзан. Старый пес, непримиримо злой для всего остального мира, терпеливо принимал любовь дитя, покорно разрешая ему таскать себя за шерсть, тискать ручонками, радостно улыбаться и даже брать еду из своей миски, что было просто неслыханным происшествием — Тарзан никогда никого к еде не подпускал.

Григорий внимательно наблюдал за внуком. Все в нем нравилось старику. Он вспоминал себя в детстве — Гришка Бида всегда был зачинщиком проказ и рискованных проделок. Горячая кровь и холодная голова — не в том ли сила и удаль казака?

Глава 8.

Егорка и Хипарь

И вот с рождения Егорки минул год. Родители подготовили сына к первому причастию. Накануне вечером из станицы Каладжинской приехала его крестная мать Параскева, привезла много местных новостей сестре и гостинцы всей родне. Штаны из добротного сукна племяшу справила – это был поистине роскошный подарок.
Егорка, как и положено всем мальчикам до 7 лет, рос на женской половине дома, куда мужчины не входили. Здесь уютно разместились его люлька, а позже – кроватка, игрушки и вещи.
Утром в день рождения Егория умыли, обрядили во все новое и усадили на мягкую кошму – войлочную подстилку из валеной овечьей шерсти.
Параскева с молитвой срезала его русые прядки по казачьему обычаю — крест-накрест. Обрезанные волосы крестная маманя шустро прибрала и вынесла ребенка за двери, где его уже ждал Митрий.
— Ну что, готов казак? – спросил крестный.
— Готов! Забирай! – Параскева передала куму увесистого пацаненка.
— Надо ж, хорошо тебя мамка кормит, бутуз, — Митрий сгреб в охапку крестника и вынес на улицу.
Целая процессия из многочисленной родни направилась в центр станицы к Николаевской церкви, где маленькому казаку предстояло еще одно испытание.

В год казаки сажали мальчишек на коня. Этот обряд показывал станичникам, что в семье растет мужчина, защитник. Взрослые казаки по многим приметам примечали, насколько годен будет мальчик к воинской службе.

Возле храма уже толпились дедовы и батины товарищи. С шутками и прибаутками они осматривали Хипаря – немолодого коня, на которого должны были посадить Егорку. Хипарь был старым, спокойным и дружелюбным, поэтому его и выбрали, — чтоб мальца не напугал.

Параскева развернула красивый шелковый платок, который специально для этого случая прикупила на осенней ярмарке. Ярко зеленый, с пышными бордовыми цветами, он вызвал завистливые вздохи и одобрительные возгласы казачек.
— Ну что Егор, посмотрим, какой ты будешь казак, — прищурившись, сказал Дмитрий и легко вскинул мальчонку на неоседланного жеребца.
От неожиданности хлопец крепко вцепился в жесткую гриву. Широко раскрытыми глазами встретился взглядом с дедом. Григорий пристально наблюдал за внуком. Тот плакать не стал. Выдохнул и улыбнулся. С ним вместе выдохнул и отец: Федор очень переживал, как его первенец пройдет это важное испытание.
Страхуя мальчонку, Митрий потихоньку повел коня вокруг храма. Егорка быстро освоился и как будто прислушивался к себе. Было видно, что ему нравились новые ощущения.
— Хороший будет наездник, — пророкотал станичный силач Михайло Пузан. Он с удовольствием глядел на внучка своего товарища и во весь голос делился со всеми своими мыслями.
— А что, Григорий, ты хлопцу справу приготовил? – обратился он к старинному другу. — Время быстро летит. Глядишь, и вырос парень, — Михайло гортанно по-доброму рассмеялся, — пора уже, глянь, какая смена растет! Любо-дорого. Глянь, Хипаря не отпускает, цопкий пацаненок!
Егорка, объехав вокруг храма на смирном добродушном Хипаре, и не думал слазить с коня и идти на руки к крестному, просил покатать еще. Тут на крыльцо вышел отец Алексий, позвал всех в храм.
Снять упирающегося сына с коня удалось только Федору. Он и понес его к Святому Причастию.
После таинства причастия отец надел ремень от сабельной портупеи на мальчика, Митрий взял шашку, которая, конечно, была еще велика малышу. Но это никого не смущало. Казак, он и есть казак!
Из церкви, по обычаю, мужчины с гордостью вынесли одетого в справу маленького воина. Настроение у всех было торжественным и радостным.
Дома у ворот их с нетерпением ожидала Полина. В курень процессия закатилась разгоряченным кубарем:
— Прими, мать, казака! – провозгласил Федор, вручая жене сына.

Параскева с улыбкой снимала с малыша портупею. Крестник рос, становился настоящим казачонком. Женщина мечтала, что когда-то и у нее будет такой карапуз, которого она будет любить всей душой. Пока же у нее рождались только девчата.
Справу завернули в красивый платок и отдали Митрию, который вместе со всем подаренным казачонку оружием будет хранить военное приданное до срока. Когда Егору исполнится 17 лет и малолетку припишут к полку, Митрий отдаст ему справу. Всему свое время.

Глава 9.

Гром-громок белый бочок

Рос Егорка, как грибок на полянке, быстро и справно. Уже вовсю бегал он с деревянной сабелькой, которую тятя смастерил для него. С завистью смотрел малец на старшего двоюродного брата Якова, которому уже исполнилось 17 лет. Ему дозволено было носить настоящую саблю, которой он не упускал возможности похвалиться.
— Эх, ну ничего, — думал Егорка, подглядывая за братом через забор — вырасту, добуду себе самый большой и острый кинжал. Я же – защитник, так дед Гриша говорит, всех врагов тогда разобью!
Подняв свою сабельку высоко над головой, малыш отважно бросился на своего главного противника – петуха Петро – птицу жутко вредную и драчливую.
Нянька – так привык он звать свою старшую двоюродную сестру, которой частенько перепадало смотреть за Егоркой и недавно народившейся его младшей сестренкой Катей, — в это время строила глазки ухажеру Тихону, заглядывавшему через забор.
Петух явно не ожидал нападения, был захвачен врасплох и с оглушительным криком отлетел от мальчугана. Брызнули во все стороны встревоженные куры, заволновались огромные, как валуны индюки. Егорка побаивался их жутких носов и пристальных глаз, поэтому обходил стороной этих чудищ. Во всей этой потасовке только кот Арарат остался невозмутимым. Он сладко спал, вытянувшись на солнышке посреди двора, и даже спотыкающиеся о него ноги многочисленных домочадцев не могли нарушить этого блаженного состояния. Ага. Петух был с позором изгнан в курятник, поэтому внимание мальчика переключилось на мирно почивающее животное. Но если с Петро он воевал, то кота любил.
Арарат приблудился к ним прошлой осенью. Он был страшно худым. Разодранные уши и глаза, подбитая лапа, непонятного цвета выдранная клочьями шерсть делали его поистине страшным комком боли и страданий. Но обласканный женщинами, со временем кот округлился, раны его заросли, стал различим рыжий цвет его шерсти. Задиристый и вредный, где-то в боях с сородичами он все-таки потерял один глаз, но это не мешало ему уцелевшим зорко следить за ситуацией вокруг.
Арарат был виртуозным охотником, умел молниеносно ловить мелкую живность. И если мышей, воробьев и голубей ему прощали, то за цыплят он был нещадно бит бабкой Матреной.
Назвал его Араратом в шутку кто-то из отцовых товарищей, так это имя за ним и осталось. Деду кот нравился. Его бдительность, ум и сноровка были выше всяких похвал, поэтому казак относился к животине уважительно, иногда даже защищал от гнева жены, шумевшей на плута за очередные шалости.
Кот любил Егорку. Несмотря на свой сложный характер, он часто тайком пробирался в люльку и уютно убаюкивал младенца своим мурчанием. Сначала Полина боялась подпускать этого разбойника к сыну, а потом, поняв настроение Арарата, разрешила приглядывать за Егором в кроватке или у деда на печи, куда зимой дети любили залазить всей гурьбой.
Там, за печкой, в теплом брюхе родного дома, жили сказы и немыслимо интересные истории о боях и сражениях, русалках, леших, домовых и других волшебных существах, которых наяву не сыщешь.
Характерный дедов запах ядреной махорки и его грубый голос, делавшийся в момент рассказов до дрожи в пупке родным и теплым, создавали для внуков — бусинок ожерелья казачьего рода — могучую силу защиты и связи с предками, оживавшими в их воображении, наделенными самыми лучшими человеческими качествами и, конечно, отчаянно любившими своих потомков, которые пока доверчиво жались к бокам старика, теребили его бороду и ненасытно слушали и впитывали мудрость веков, крепким фундаментом проникающую в их детские души. На этой прочной основе позже каждый из них возведет свою судьбу, будет строить жизнь и растить следующее поколение – сильные ветви многовекового древа казачьего рода.
Все это Егорка осознает потом, а пока, радостно схватив Арарата поперек туловища, он понесся с ним по своим детским делам.
Душный летний день сменился порывами ветра, который дурачился, трепал длинные волосы недовольным степенным тополям, не терпящим такого пренебрежительного к себе отношения. Находила гроза. Стало совсем тихо. Двор опустел, живность предусмотрительно попряталась кто куда. И только жалобное ржание рыжей лошади Звездочки оглашало округу: она никак не могла разродиться.
Егорка сидел дома. Вечерело. Взрослые не велели детям выходить. Их с Катей пыталась занять делом нянька: Анна лепила вареники с вишней и рассказывала им сказки, но все мысли казачонка были в конюшне. Деда обещал, что жеребенка подарит ему, дозволит воспитывать и ухаживать за ним.
Егорка ждал. Грянул оглушительный раскат грома. Казалось, что даже дом вздрогнул. Секунда тишины, и хлынул дождь. Летний радостный ливень принес облегчение распаренной духотой природе.
И тут в дверь по-молодецки забежал дед. С усов, бороды и одежды его стекали реки воды, но глаза сияли.
— Егорка, быть тебе с конем! – пробасил он. – Жеребенок родился, наконец! Сынок у Звездочки.
От радости у малыша перехватило дыхание, он вскочил с лавки, ловко перепрыгнул через сестренку и вихрем понесся в конюшню. Катюша не успела и глазом моргнуть, сидела, протянув над столом испачканные в муке руки и широко раскрытыми глазами смотрела на распахнутую дверь, счастливого деда и нескончаемый дождь, брызги от которого залетали в комнату.
Земля жадно впитывала долгожданную влагу, изнывавшие от жары посевы ожили и дружно подняли головы. Напоив всех вокруг, ливень угомонился и каплями собрался в огромных лужах на станичных дорогах и во дворах казаков. Детвора, как воробьи, плескалась в этих теплых озерцах ребячьего счастья. Вымазавшись с ног до головы, уставшие до изнеможения и безмерно счастливые, они расходились по домам только под вечер. Там их уже ждали корыта с чистой водой, полотенца и ворчание любимых сестер, мам и бабушек, которым приходилось отмывать грязных отпрысков после упоительных уличных игр.
Егорку же было не вытащить из конюшни. Его новый друг только появился на свет, но уже был неистово любим сразу двумя живыми существами — мамой-лошадью и Егоркой – верным другом товарищем.
Рыжий, лохматый и неуклюжий, жеребенок был трогательно беспомощен, постоянно жался к матери и с интересом смотрел на этот новый для него мир.
На улице уже было темно. Федор очередной раз зашел проведать новорожденного и позвать Егора вечерять. Тот на корточках сидел возле жеребенка и перебирал его шерстку руками. Звездочка из-под век ревниво следила за ним.
— Как назовем товарища твоего? – спросил казак у сына.
— Громом, — уверенно сказал Егор, — будет от сильный и смелый, а еще самый быстрый. Я его таким воспитаю, — заверил он отца.
Федор рассмеялся:
— Ладная пара получится, — подумал он.
И тут жеребенок попытался встать на ножки. Егор спохватился, отодвинулся, чтобы не мешать и с удивлением смотрел на малыша. Тот неуверенно вставал, опускался и, наконец, поднялся и попытался идти.
— Папа, глянь, у него белое пятнышко на боку! – увидел казачок особую метку.
— Богом целованный твой Громок-белый бочок, — улыбнулся отец, — счастливым будет и с тобой счастьем поделится, — уверенно сказал он сыну.
Так началась у Егора новая жизнь. Раньше он с удовольствием помогал деду и отцу ухаживать за конями, а теперь, так и вовсе на конюшне стал пропадать.
Он воспитывал Грома, ходил за ним, носил ему вкусности – то яблоко, то морковку, а то и сахара. Громок угадывал друга издалека. Втянув ноздрями знакомый запах, он начинал прясть ушами и ждать появления Егора.
Часто они скакали по Церковной площади. Мальчик представлял себя победителем станичных соревнований. Здесь, в центре станицы, невдалеке от места проживания начальника Лабинского полка Петра Волкова, казаки частенько устраивали скачки. В них состязались лучшие скакуны станицы. Старались удали не растерять в мирное время и молодежь к службе в армии готовить своим примером.
Зрелище это было азартное и веселое, иногда – очень небезопасное, потому что, разгулявшись, казаки могли и из оружия пострелять. Однако отец всегда брал Егора с собой скачки смотреть, иногда и сам принимал в них участие.
— Когда-нибудь мы с тобой тоже будем скакать на кругу, — рассказывал Егор Грому, протирая его пахучим сеном, — и, конечно, всех обойдем, особенно этого вредину Тишку, ох и получит он у меня! – казачок шмыгал носом, вспоминая соседского задиристого мальчонку, который гадко дразнился, обзывался и всегда нарывался на драку. Именно из-за него Егор иногда приходил домой с синяками. Мальчишки дрались всерьез. Старшаки в их отношения не лезли, чего уж, пусть карапузы сами разбираются, чего не поделили.
А разбираться было и нечего. Егор всегда защищал младших и старался не реагировать на обидные слова Тишки, как учили его отец и крестный, но получалось не всегда. Иногда кулак был гораздо доходчивее. Но и самому защитнику справедливости тоже хорошо доставалось: Тишка был не слабого десятка.
Когда уже совсем становилось невмочь, казачок прибегал к другу, брал его большую рыжую голову в свои ладошки и шепотом рассказывал ему все-все свои секреты. Конечно, Гром понимал его. Он внимательно смотрел в серо-зеленые глаза Егора, тепло дышал в его руки и, тихонько фыркая в особенно выразительных местах рассказа, хорошо понимал, о чем идет речь, жевал губы, тыкался мордой мальчику в шею или ухо.
— Как же хорошо, что ты у меня есть, — произносил хлопец и, заручившись пониманием и поддержкой, бежал помогать деду или бабуле управляться с многочисленным хозяйством.
Когда Егорка подрос, старший брат Яков вместе с соседскими ребятами стали брать его в ночное. Посиделки у костра с друзьями и старыми казаками, сказки и истории, рассказанные старшими детьми, и вкуснейшее лакомство – жареный на огне хлеб – эти яркие воспоминания навсегда остались в памяти Егора раем босоногого детства.

Глава 10.

Были и небылицы Лабинской станицы

Именно там, темными лабинскими ночами виделись мальчишкам яркие картины рассказанных полушопотом историй о кладах старинных и речной русалке, ключах волшебных и живой воде, которая исток Лабы питает, лесных жителях и отважных амазонках, которые в древние времена жили и сражались на этой земле.
Егорка слушал, затаив дыхание, каждую из историй. Имея богатое воображение, он ярко представлял героев мальчишеских фантазий, и, конечно, становился самым главным, отважным и смелым из них, спешившим на помощь слабым старикам, одиноким путникам или прекрасным девушкам.

Каждый камень, каждое дерево в этих дивных местах, если бы могла говорить, поведали бы удивительные исто¬рии, безмолвными свидетелями которых они были.

Сказ деда Григория. Мосты на Лабинской линии

Раньше на землях вдоль реки Лабы жили племена черкесские, было неспокойно на окраинах Российской империи от озорства турков. Захотела Екатерина укрепить рубежи своей страны, чтобы благодатные южные земли предгорных районов Кавказа процветали, развивались и приносили доход казне.
Так вот, чтобы укрепить Лабинскую линию и обезопасить ее, осо¬бенно в верховьях, генерал Засс распо¬рядился начать строительство двух каменных мос¬тов, которые назвал Ключами от Лабинской линии.
Первый был воздвигнут у Ахмет-горы, второй — здесь, при Махошевском укреплении. Помимо стратегического значения, здесь все необходимые материалы были под рукой. Охранять мосты должны были казаки, живущие в рядом построенных укреплениях.
Однако гордая красавица Лаба не стерпела оков каменных и не позволила людям мосты возводить. Очень крутой нрав был у нее. То русло поменяет, то дно второе покажет с сокровищами несметными, когда-то здесь спрятанными, а глупцов, которые захотят их присвоить, в водовороте утопит. Попробовали люди навести переправы, да и отступили. Кому жить не хочется? Не покорялась река.
Слушал Егорка этот рассказ и понимал, что дед-то его Григорий, видно, тайну знал какую, раз любила его Лаба.

Сказ казачка Тимошки. Кошачьи лапки

Отец одного из казачонков сказывал, что в станице Отважной, которая только-только начала обживаться, есть Кошачья гора высотой метра четыре. Сложена она из круглых камешков, да не простых. На каждом — отпечаток кошачьей лапки. Найти Кошачью гору могут только дети. И тем, кому довелось ее увидеть, сулила удача.
Сказ казака Онуфрия. Озеро без дна
В окрестностях станицы Ахметовской, говорят, есть озеро без дна. По форме оно, что круг, вокруг лесом обросло. Но даже самые лучшие ныряльщики из отважных казаков, сколько не ныряли, дна достать не могли. А еще на это озеро местные боятся в полнолуние ходить, говорят, видели там при полной луне блеск чешуи какого-то огромного животного или чудища.

Сказ казака Никиты. Разбойничья пещера

В верховьях реки Лабы в районе Ахметовской, бывалые казаки говорят, есть пещера. Вход в нее огромный, как для великана сделан. А сама пещера уходит глубоко в гору. Похоже, что там когда-то река подземная текла.
По преданиям и рассказам, которые слышали путники от горцев, в древности рядом проходила дорога Великого Шелкового пути. Лихие люди грабили купцов, скрывались в этой пещере и прятали добычу. Многие охотники за сокровищами пробовали искать здесь клады, но пропадали бесследно. Говорят, пещера не выпускает людей с корыстным сердцем.
Часто путешественники замечали ночью непонятное свечение, исходящее из пещеры. Казалось, будто там горит ко¬стер. Самые отважные даже пытались подсмотреть, откуда идет свет, но при приближении людей свечение прекращалось, будто духи горы не хотели открывать посторонним свои тайны.

Сказ деда Петро. Золотое руно

Говаривают в народе, что Лаба наша не простая река, несет она золотой песок. Во времена великого перемещения народов по Шелковому пути много здесь людей проходило, были и знатоки золотодобычи. Смекнули они, что под ногами у них несметные богатства и решили добыть их старым проверенным способом. Выменяли они на часть своего товара у местного населения овечьи шкуры и пошли к реке. Но не знали они, какой крутой нрав у горной красавицы. Никому она просто так богатства свои не отдает.
Растянули путники в воде овечьи шкуры. В плотной шерсти оседал золо-той песок, и стали те шкуры золотыми.
Сильно обрадовались путешественники. Теперь ведь можно было и не везти товары на продажу, несметные богатства были уже у них в руках. Но тут жадность обуяла одного из путников, помутился его рассудок. Тяжелым взглядом посмотрел он на товарищей и решил, что, как закончат они с добычей золотого песка, шкуры вытянут и оставят на берегу просыхать, убьет он всех, а шкуры себе заберет.
Только то, что скрыто для людей, словно раскрытая книга для реки горной. Услышала река мысли эти, ох и не понравились они ей! Без спроса и уважения в воду вошли, да еще и об убийстве думают!
Соскользнула нога у злоумышленника, закрутило его быстрое течение и утащило подо дно.
Бросились странники товарища искать, только как его найдешь теперь.
Вытащили они побыстрее позолоченные овечьи шкуры, сели, пригорюнились. Но что поделаешь, с рекой шутки плохи.
Просушили руна наспех, собрались и пошли дальше. Удивление и восхищение вызвали золотые шкуры на ярмарке славного торгового города Куньши. В стародавние времена располагался он в окрестностях Ахмет-горы. В этом аланском городе продали путники товар за большие деньги. Опасались такое добро дальше везти, больно неспокойна была дорога, а охраны у торговцев сильной не было.
Разъехались лабяные шкуры по белу свету, а люди до сих пор гадают, откуда чудо такое.
Правду ли говорят, не ведомо, только, бывало, что открывала Лаба свои богатства людям с большим сердцем.
Сказ казака Федора. Тайна алмазной россыпи
Возле одной из станиц Лабинской линии – Каладжинской — это было. Местные жители заметили, что в русле реки здесь глина необычная – голубоватая. Однажды каладжинские казаки на берегу Лабы охотились. Возле станицы на слиянии Большой и Малой Лабы много живности водится.
Так вот один из охотников – Игнат Скоробей его звали – подстрелил как-то уточку, попал ей в крылышко. Взвилась уточка над рекой, закружила и стала, припадая на раненое крыло, его вдаль от камышовых зарослей уводить. Заглянул казак в камыши, а там гнездо с утятками. Пищат детки, маму зовут. Пожалел казак уточку и ее малых детушек, убрал ружье.
— Ах ты бедная, боишься за своих утяток, — говорит он ей. – Не трону я их, а крылышко залечу, лети ко мне.
Поверила ему уточка, дала свое крылышко. Казак нашел траву особую, как его дед учил, растер в руках, наложил на рану да заветные слова произнес. Зажила рана, как и не было.
За доброе сердце отблагодарила его река.
Решил казак умыться перед дорогой домой, подошел к Лабе, зачерпнул руками воду и вдруг увидел, как что-то сверкнуло на дне. Пригляделся. Вдруг в его ладонь лег крупный прозрачный камень размером с голубиное яйцо. Смотрит он, а в воде все дно каменьями такими сияет-переливается. Удивился казак, положил камень запазуху, чтоб потом рассмотреть повнимательней, да и отправился восвояси.
Вернувшись в Каладжинскую крепость, что рядом со станицей стояла, показал находку товарищам. Удивились те, ведь раньше здесь такого не видывали.
Разведал про камешек торговый человек Прокоп Уменец, признал в нем алмаз настоящий, крупный и красивый, достойный самого императора. Глаза заблестели у него от мысли о большой да легкой наживе. Пристал к казаку с просьбой показать, где камень нашел.
А тому что ль жалко? Пошли они к месту охоты, да и где руки мыл, Игнат помнил. Подошли казаки к реке, а в ее воде на голубом дне солнечные лучики с прозрачными каменьями в прятки играют. Зарябило в глазах у торговца, забежал он в воду и давай руками по дну шарить.
Тут солнышко за тучку зашло, лучи свои спрятало, дно Лабы посерело, коричневым илом подернулось, и каменья вмиг из прозрачных в обычные превратились.
Закричал торгаш дурным голосом, начал бить по воде ногами, колотить ее руками.
Сгустились тучи на небе, хлынул дождь стеной, поднялась муть с речного дна, темная вода забурлила, превращаясь в болотную грязь.
И тут почувствовал Прокоп, как дно под ним будто расступилось и стал он вниз проваливаться. Испугался и заорал еще сильнее.
Игнат оторопел сначала, потом спохватился и давай вытягивать бедолагу из воды. Тянет со всей силы, а река барыгу не отдает, себе забрать хочет.
Взмолился тогда Игнат:
— Реченька-голубушка, Лаба ты моя любушка, будь добра и великодушна, отпусти Прокопа, не со зла он, а от жадности сюда пришел, больше ходить не будет, тебя уважать станет.
Только так сказал он, как ослабла хватка у ила липучего, и выбрался Прокоп на берег твердый. Упал. Лежит ни жив, ни мертв, никаких алмазов ему уже не хочется. Перевел дух, да и побрел домой, головы не поднимая.
Так-то гнаться за чужим сокровищем.
А Игнат свой алмаз за большие деньги продал, дом себе сладил да на самой красивой девушке в станице женился, стали они жить-поживать, реку добрым словом вспоминать.
Сказ деда Варфоломея. Скифская вода
Предгорье Северного Кавказа, где и разрастались станицы Лабинской линии, раньше было населено скифами, которые оставили после себя многочисленные курганы-захоронения. По преданиям те курганы были полны золота и драгоценных камней. Все в станице знали, что тревожить захоронения нельзя, иначе разорителей могли покарать разбуженные духи.
Откуда же у кочевых племен несметные богатства? Говорили, что накопили они их, занимаясь добычей и продажей скифской воды – так в то время называли ртуть.
Земля эта полна полезными элементами. Так вот скифы здесь ртуть нашли. Стали они добывать ее и продавать в Европу. Также они использовали ее для добычи золота из разных пород и смесей.
У европейцев скифская ртуть пользовалась большим спросом, поэтому ее и назвали скифской водой.
А еще поговаривают, что в Османской империи (ныне – Турция прим.авт. ) хранятся старинные карты, где указаны места схронов древних скифских кладов.
Сказ деда Григория. Войсковая сокровищница
Рассказывают, что казаки, уходя в очередной поход, чтобы не везти нажитое добро с собой, решили именно в курганы-могильники надежно спрятать все свои ценности. Курганы, по их разумению, должны были отпуг¬нуть охотников до чужого добра. Самые большие «скарбницы», говорят, скрыты в одном из курганов к югу от станицы Владимирской и в вознесенском кургане Казан-Брызган.
Кто и когда в них что-то хоронил, мне уж то не ведомо, но курганы, как магнит, манят к себе лихих людей. А тем, кто поддается искусу, не сдобровать: их жизни быстро и трагично обрываются.

Сказ казака Мыкиты. Кизиловый ручей

Станица Чернореченская далеко от Лабинской. Места здесь красивые, как и легенды, которые они хранят. Станицу, как водится, казаки обустроили возле речки. Назвали ее Черной. По какой причине? Про то нам не ведомо. Вода в реке всегда холодная и чистая. Зимой она никогда не замерзает. Только не об том речь. В окрестностях станицы много гор и пещер, которые полны загадок и историй. Среди Кизиловая гора, из-под которой вытекает Кизиловый ручей.
Жила-была на Кизиловой горе красивая девушка Ася. Она собирала здесь цветы: ландыши, подснежники, кавказские морозники. Жилищем ей служил шалаш из старых веток и мха, а питалась она кизилом, который рос на горе. Верным другом девушки был волк. Зимой он согревал девушку своим теплом, а летом катал ее верхом по полям и лугам.
Однажды из далекого огненного царства прилетел на гору Кизиловую огнедышащий дракон. Понравилось ему здесь. В скале он вырыл огромную пещеру и стал в ней жить. Из пещеры дракон наблюдал за Асей. И так она ему нравилась, что он решил жениться на красавице.
Подстерег дракон девушку во время прогулки, когда она ехала верхом на волке, и потащил их вдвоем в свою пещеру. Волка дракон решил сделать своим слугой. Но лишь попали они внутрь, началось землетрясение. Огромный камень, оторвавшись от потолка, убил дракона. Земля содрогалась, камни засыпали пленников.
Девушка с волком остались внутри, на свободу вела только небольшая щель вверху, через которую они не могли выйти на свет.
День и ночь плакала Ася, а волк ее успокаивал. Слезы девушки потекли через щели в скале прозрачным родником. Одинокий охотник, проезжавший мимо, мучился от жажды. Увидев ручей, он решил напиться, но вода в нем была соленой. Удивился парень и решил посмотреть, откуда бьет ручей. Увидев груду камней, он пустил в воздух своего верного беркута.
Птица пробралась в небольшое отверстие под потолком пещеры и увидела обессилевших девушку и волка. Беркут вернулся к хозяину, тревожно крича. Понял охотник, что тот нашел что-то, раскидал камни и спас пленников.
Увидев красоту Аси, охотник предложил ей руку и сердце, а волк стал для него надежным другом.

Глава 11.

Ярморочный переполох

Даже суровые военные будни не могли остановить ее величество жизнь. С самого момента возникновения крепости, а позже – станицы здесь завязалась торговля и с горцами, и внутри самой станицы среди казаков. Были тут свои интересы и у армянских купцов, проживавших в селении Армавир. Они активно торговали во всеми новыми станицами и хуторами, выстраивая все новые рынки сбыта продукции, стекавшейся на их огромные склады со всей России и из-за рубежа.
В свою очередь лабинцы тоже не сидели за станичной оградой. На быках, лошадях и верблюдах они везли свою продукцию в Ставрополь и Прочный Окоп, где еще Засс учредил регулярные ярмарки, происходившие торжественно в сопровождении военных духовых оркестров. У местных жителей были крепкие связи с родней, проживавшей на Старой линии и в других местах. Все это добавляло движения в размеренный быт и заставляло работать лабинскую предпринимательскую смекалку.
Ежегодно после сбора урожая в Лабинской разворачивался огромный базар, который взрослые называли праздничной осенней ярмаркой. Готовились к ней весь год и ждали с нетерпением, поскольку в это время в станицу, удобно разместившуюся на перекрестках всех торговых путей и дорог, съезжалась вся округа. Дороги на подъездах к станице за несколько дней до начала торговли были особенно многолюдны. Вереницы обозов, повозок и бричек тянулись сюда из отдаленных станиц и хуторов.
Ярмарка обычно длилась несколько дней. В это время станица превращалась в огромный улей, населенный съезжающимися отовсюду людьми. Повозки, запряженные важными волами или горячими лошадьми, многочисленная живность, которую вели на продажу, путники разных национальностей, полов и возрастов, все стремились занять самое лучшее проходное место в центре станицы между крепостью и Николаевской церковью. Здесь выстраивались яркие разномастные ряды продавцов самого разнообразного товара. Соль, ткани, ремесленные товары, зерно, мука, овощи, янтарного цвета горчичное и подсолнечное масло, бакалея и галантерея. Яркие платки, шали, отрезы на платья, украшения, пуховые одеяла и подушки, рушники и покрывала девицам для приданного, справа для казаков, бочки разных, даже самых немыслимых размеров, искусно изготовленная посуда из дерева и глины, важные блестящие самовары, книги — какого товара здесь только не было!
Продавцы и покупатели торговались до хрипоты. Покупать товар без торговли было не принято. Некоторые таланты могли сбить цену вдвое, а то и больше, выгодно приобретая самые разные вещи. Особенно преуспевали в этом деле перекупщики, которые норовили скупить задешево товар у малограмотных работяг, чтоб потом продать его подороже.
Над ярмаркой витали аппетитные запахи. Здесь шла бойкая торговля ароматными блинами, бубликами, пирожками, сладостями, чаем, взваром и квасом, колбасами и сыром. Хозяева заботились, чтобы никто из гостей не остался голодным.
Лабинцы – предприимчивый народ – старались обустроить места так, чтобы всем было удобно. Постоялые дворы, трактиры и частные гостиницы радушно принимали посетителей.
Повеселить народ на ярмарку приехали и бродячие артисты. Их ярко раскрашенный балаган привлекал особое внимание. Все ждали выступления.
На Церковной площади в ярморочные дни шли веселые гуляния, соревнования и, конечно, скачки. После них, порой и ударяли по рукам казаки, покупая резвых лошадей.
Бурный торг сливался в один мощный шум людской реки. Звонкий девичий смех, крепкая ругань казаков, азартные крики болельщиков и громкие голоса зазывал создавали какое-то праздничное настроение, поощряя молодежь к озорству и проказам.

Егорка помогал отцу выставить бочки, которые Победоносцевы делали с большой любовью и искусством. Разного вида и размера, в зависимости от дерева, из которого были изготовлены, они и пахли по-особому. Мальчик любил помогать отцу в ремесле, а уж на ярмарку начал проситься задолго: больно любопытно ему было все происходящее. Федор обещал взять парня с собой. Помощник ему был нужен, хоть подать что, подсобить, да и за товаром присмотреть.
Расположились они с товаром в ремесленном ряду. Невдалеке встали Житники и Лабухи. Они делали телеги и всю утварь к ним, жили недалеко от куреня Победоносцевых. Мальчишки семей ладили меж собой. Егорка, увидев своих товарищей Фильку и Ваню, совсем обрадовался, что будет с кем словом обмолвиться. Они активно зазывали покупателей.
— Телеги! Отменные телеги! Крепкие и быстрые, ходят споро, ездят скоро!
— Хомут-плут сам на коня ложится, ничего не боится, крепкий и ладный, очень не накладный! Заходи, поспешай да подарок получай! – кричали они наперебой.
Егорка удивился такой находчивости друзей.
— Бочки! Бочки! – он тоже начал привлекать внимание покупателей. – Покупайте наши бочки! Крепкие, ладные, дубовые, надежные.
Тут заиграла гармошка. Представление началось. На импровизированную сцену балагана выбежали комедианты в ярких одеждах.
Отвлекшись, покупатели и продавцы подались поближе к сцене, чем не переминули воспользоваться залетные воры. На глазах у удивленного Егорки незнакомые мальчишки его возраста потащили с соседней арбы его заклятого соперника груженые казачьим снаряжением мешки. Отец Тишки Чорного Гаврила был искусным мастером. Его плети, нагайки и ремни считались лучшими в округе.
— Куда! – закричал Егорка, пулей соскочил с бочки, на которой важно восседал, и бросился за воришкой. – Куда побежал! Стой!
Пацаненок молнией шмыгнул в толпу и растворился в ней, как и не было его вовсе.
Егор подскочил, начал крутить головой, выискивая соломенные, выбеленные солнцем волосы похитителя. К нему подбежали Филька с Иваном, которые тоже видели покражу.
— А ну давай, по рядам прочешем, он не мог убежать далеко, — четко скомандовал Егор, и мальчишки юркнули в людской водоворот.
Кричали громкоголосые приказчики и ремесленники, всё зазывали к своему товару зевак и деловых людей.
А хлопцы, превратившись в одно сплошное внимание, зорко высматривали похитителя.
И тут Егорка увидел знакомого пацаненка. Он, выйдя из толпы торгующих, направился в ближайший проулок. Там у неприметного куреня бабки Ксени приткнулась крытая кибитка, в которую была впряжена тощая доходяжная кобылица. На облучке сидел разбойничьего вида старик, один глаз которого был закрыт повязкой.
Зыркнув на мальца единственным целым глазом, он выхватил мешок из его ручонок и отпихнул назад в сторону рынка.
Тут Егорку кто-то больно ткнул в спину. Чуть не раскрыв свое место наблюдения за ворами, он крутанулся юзом и увидел Тишку, который, толкнув его, теперь нагло ухмылялся ему.
— Смейся-смейся, — прошипел Егорка, — пока у твоего отца добро воруют.
— Чего? – Тихон от удивления стал серьезным.
— Видишь кибитку? Туда пацан ваш мешок спрятал, видно краденое собирают, а потом в другой станице продавать будут, — предположил хлопец.
Тишка тихонько выругался. Нападать на воров мальцам было опасно. Дед, стороживший покражу, выглядел опытным бойцом, который просто так не сдастся.
— Прячься!
Тишка толкнул Егора, и они вместе закатились в бурьяны на окраине улицы.
К кибитке шли два мужика. У одного в руках был мешок, второй тащил за поводья молодого жеребца.
— Да тут целая банда, — Егор начал шептать на ухо Тихону, — последи за ними, если пойдут куда, мне только знаки оставь, чтоб найти мог тебя, а я за старшими побегу.
Тишка кивнул и весь превратился в слух: мужики возле кибитки о чем-то начали спорить.
Егор ужом пополз за угол крайнего куреня. Поднявшись на ноги, он увидел растерянных друзей, которые, видимо, искали его.
— Где ты был?
— Засек вора?
Филя и Ваня расспрашивали друга наперебой.
— Да засек-то засек, только там банда. Там взрослые, видно, бывалые, а может, и каторжники. Нам их не одолеть. Пошли отцов звать, Тишка бандюков сторожит.
Мальчишки гурьбой покатились искать подмогу. Продраться сквозь толпу было делом непростым. Толчея замедляла движение.
Отец Егора торговался с какой-то семейной парой. Они покупали три бочки и за опт безбожно сбивали цену. Наконец, ударили по рукам.
— Папа! – Егор буквально врезался в отца. Тот от неожиданности аж присел.
— Вот вырос казак, скоро с ног меня сбивать будешь, — засмеялся он, — чего летишь, как на пожар?
— Дядя Федя, там воры! – Егоркина друзья заскакали вокруг Федора, мешая покупателям грузить желанные бочки на тачку.
— Какие воры? У кого что стащили? Тишка Чорный их стережёт, у них мешок товара уперли, да еще у кого-то коня увели, товар покрали…
Гаврила, услышав имя сына, стал прислушиваться к гомону ребят.
— Точно! А мешка-то нет, — подумал он, не досчитавшись добра, и подошел поближе к Федору. Видно, правду хлопцы говорят.
А ребята, собрав казаков, повели их к месту, где видели преступников. Только ни банду, ни Тишку они не обнаружили. Кибитки тоже не было.
Гаврила спал с лица. Тихона он любил и за сына одной рукой перешиб бы любого.
— Дядя Гаврила, не волнуйтесь, — сказал Егорка, — Тишка за ними следом пошел, а нам знаки оставил.
И правда по краю дороги были разбросаны в особом порядке тополиные веточки. По этому следу казаки и двинулись на поиски пропажи. Знаки вели к окраине станицы. Вскоре уже за станичным забором на дороге показалась знакомая бричка. Лошадь в силу своего нездоровья еле-еле передвигала ногами. На бричке мужиков и мальца не оказалось. Одноглазый дед, почуял погоню, сначала хотел уехать, но потом понял, что далеко не ускачет.
— Стой, черт одноглазый! – Гаврила кинулся к бричке.
Остальные двинули за ним. Тишки рядом видно не было. Егор смекнул, что он где-то рядом.
— Где бы я спрятался? – подумал он, шаря по окрестностям глазами. Найдя удобный пригорок, пулей полетел туда. Тихон лежал за ним, крепко прижавшись к земле, как учили бывалые пластуны. Юркнув в нему, Егор глянул на дорогу, где творилось недоброе.
Казаки бить старика не стали, — уважили возраст. Но разговор у них не шел. И тут одноглазый дед поднялся на облучке в полный рост и, подняв повязку, сверкнул глазом в каждого преследователя, превратив казаков в каменные изваяния. После пристально оглядел округу, зло сплюнул и с силой ударил вожжами доходяжную кобылу.
Та взвилась черной воронкой, обратилась в дракона, который, изрыгнув пламя и расправив крылья, стал бить хвостом по дорожной пыли.
Махнул дед рукой, закружилась черная воронка и на месте кибитки, вылетели оттуда три ворона. Дед схватил краденого жеребца под уздцы, свистнул дракону и вступил в воронку, дракон последовал за ним. Пропали черти, как их и не было, только пыль каталась по дороге, ударяясь об окаменевшие ноги казаков.
Мальчишки, обомлевшие от ужаса, через несколько минут решили посмотреть, что сталось с их отцами. Те по-прежнему стояли, как изваяния, не в силах пошевелиться.
— Деда Гришу надо найти, он знает, что делать, — решил Егор, и хлопцы кинулись в станицу.
Григорий был на базаре. Он пошел посмотреть, как идет торговля у сыновей и, увидев брошенный товар, злился на беспечность Федора, встав вместо него торговать.
Бочки раскупали хорошо. Год был урожайным, поэтому требовалось много тары для заготовки овощей на зиму.
Всклокоченные парни подлетели к деду.
— Где вы все делись? Товар побросали, — сказал тот сварливо.
— Диду, не ругайся, помощь твоя нужна, там беда большая, — мальчишки рассказывали Григорию, как дело было, а старый казак, пожевывая ус, напряженно думал, как вызволить людей из морока.
— Вот что, ты к бабке Маланье сбегай, расскажи ей всё, пусть она все необходимое возьмет, и приведи ее за ограду, — сказал он Егору, — а ты Тихон, здесь за товаром смотри, один за всех остаешься, я поспешу к своим, времени мало.
Произнеся это, Григорий словно растворился в воздухе, как он ушел мальчишки даже заметить не успели.
Егор бросился к бабке Меланье. Местная знахарка жила недалеко от станичной церкви. Дома ее не оказалось, пришлось разыскивать женщину по базару. Нашел хлопец женщину в рядах с травами и снадобьями.
Меланья была миловидной, только седые волосы, выбивающиеся из-под платка, выдавали преклонный возраст, а по лицу сложно было определить, сколько ей лет. Краткий нрав и желание помочь станичникам в любое время дня и ночи сделали знахарку желанной гостьей во многих куренях. Конечно, некоторые побаивались ее умений, называли ведьмой, но люди видели от нее только добро, поэтому и не шумели сильно. Откуда она появилась в Лабинской, никто не знал, сама же — не рассказывала, сколько бы не спрашивали. Приятельствовали они с дедом Григорием по знахарским делам. Дед уважал Меланью сильно за силу ведовскую и знания многие.
— Баба Меланья, помоги пожалуйста, — горячо зашептал Егор ей на ухо, там с тятей и дядькой беда, дед просил вас покликать.
Пока Егор подробно рассказывал Меланье о происшествии, она тревожно смотрела на парня.
— Да и правда, времени у нас мало, поспешим.
Знахарка окинула прилавок взглядом, выбрала еще несколько пучков трав, два неприметных глиняных пузырька, расплатилась, сунула их в корзину и пошла за Егором.
На дороге из станицы, где по-прежнему стояли окаменелые казаки, было пусто. Жалобный собачий вой иногда резал густой осенний воздух. Казалось, что собирается гроза. Григорий сидел невдалеке на пригорке, за которым совсем недавно прятались от воров мальчишки, растирал в руках какую-то травку и шевелил губами. Увидев Меланью с внуком, он обрадовался.
— Опять черт балует, — сказал он ей. — Смотри, что с казаками сотворил. Тут на час работы.
Ведунья быстро достала необходимые снадобья и принялась за дело. Григорий помогал.
Егор с удивлением смотрел на то, с какой сноровкой дед подсобляет Меланье. Параллельно он подробно рассказывал мальчику, порядок действий для снятия каменного морока.
Вскоре снадобье было готово, и казаки спасены. Еле двигая одеревеневшими от долгого стояния ногами, они с удивлением смотрели друг на друга, Григория и Меланью. Последнее, что помнил каждый из них – это торговля на базаре.
Возвращаясь в станичные стены, дед рассказал Егору, что озоровать внутри станицы злой силе не дает охранная молитва да ключ волшебный, а вот снаружи может всякое приключиться.
— Пока ты внутри станицы, никто тебе худа не сделает, запомни это, а выходя наружу, всегда с собой охранный амулет бери. Он поможет, сбережет.
— Деда, а кто это был?
— Колдун горный и его помощники. Они промышляют по местам людным и ярмаркам. Силу и вещи у людей крадут, а потом свои черные дела делают. Нам еще крупно повезло, все целы остались, да и из людей никого забрать им не довелось. Молодцы, вовремя врага заметили, — похвалил он Егорку.
Этот случай наделал много шума на ярмарке. А мальчишек казаки поблагодарили. Справная смена растет!

Глава 12.

Казачьи игры. Курс молодого бойца

С самого раннего возраста казачат воспитывали как будущих воинов, защитников Родины. На Лабинской линии, которая в первые годы своего существования являлась передовой, казачата, только научившись ходить и говорить, играли в войну. Для них начинался своеобразный курс молодого бойца. Пластуны – отличные бойцы-разведчики — воспитывали молодежь, обучая её с малолетства тонкостям военного дела.
Мальчиков учили обращаться с холодным и огнестрельным оружием, побеждать в рукопашном бою, плавать, разбираться в лесных следах, справляться с понесшим табуном, охотиться на зверя да рыбу ловить. Хлопцы понимали, что стрелять всегда нужно метко, потому что часто от этого зависит твоя жизнь.
Малышом Егорка любил играть своей деревянной сабелькой, отважно сражаясь с товарищами в пыли и бурьянах станичных улиц.
В 7 лет, по обычаю, Егора перевели на мужскую половину дома: с этого возраста у казаков воспитание мальчика в семье полностью переходило к мужчинам. Они обучали его воинским наукам, брали на охоту и сходы. Егор уже ходил с отцом в роли мехоноши, исполняя посильные поручения.
Самая лучшая наука для казака-пластуна – это охота. Егору доверяли проверять расставленные на тропках капканы, ступицы и силки. Отец и крестный учили его ориентироваться в лесу, показывали особые приметы и тропинки, приучали к осторожности, смелости и различным военным хитростям. Казак учился стрелять без промаха впотьмах, не на глаз – на слух.
Федор с Дмитрием — родной и крестный отцы Егора — росли практически в военных условиях, и их рассказы наравне с байками деда Григория, Егор слушал взахлеб.
В 40-х – 50-х годах XIX в. из станичных детей 13-17 лет и казаков-малолетков была образована команда, которая подчинялась адъютанту начальника Лабинской линии Аполлону Шпаковскому. В эту команду и вошли Федор с Дмитрием. Бывалые казаки в шутку и с любовью называли их «бисовы собачата». Хлопцы учились военному делу не по книжкам и рассказам, а находясь бок о бок со взрослыми опытными воинами, подсобляя во всех делах, коих даже и без схватки на передовой было предостаточно.
Бывало, что подростки участвовали и в разведывательных многодневных походах за Лабу, но это редко. Регулярной практикой для них являлось ночное дежурство вместе с опытными казаками в дозорных пикетах по охране станицы. Довелось сторожить станицу и отцу Егорки.
Маленький Федор обладал зорким взглядом, цепким умом и был очень внимательным к малым деталям, чем вызывал восторг у бывалых вояк. Иногда случалось, что взрослые казаки, наработавшись днем, ночью дремали на посту. Молодежь же не сомкнула глаз, что спасало много жизней и помогало уберечь станицу от нападения.
Егор перенял эти качества от отца, который с одобрением следил за первыми успехами сына в изучении военного дела. Вспомнив, как их наставляли опытные казаки, Дмитрий и Федор много времени посвящали станичным мальчишкам, день за днем обучая их меткой стрельбе, умению стойко переносить тяготы и лишения, холод и голод, ходьбе на большие расстояния, терпению, умению маскироваться на виду у противника, ждать подходящего момента для нападения, не обнаружив своего присутствия ни одним неосторожным движением, затаив дыхание.
Существовало множество игр-упражнений для казачат. Когда хлопцы проходили обучение, промеж них устраивали соревнования. Некоторые проводили за станицей. Для этого обустроили специальное поле в длину метров семьдесят, в ширину — одиннадцать, огородили жердями. Поле заросло густыми бурьянами. Никто не имел права туда заходить. Вот на нем и пытались маленькие разведчики поймать друг друга, то есть добыть «языка».
Пришел черед и Егорке принять участие в испытании. Готовился он к нему долго, тренировался бесшумной змейкой перемещаться, невидимый для постороннего глаза.
Ведь пластун кто такой? Это казак, который перво-наперво может неприметно для других двигаться. Так вот хлопцев, которые, по мнению старших, были готовы к испытанию, запускали на поле — первого — с одного края, второго – с другого. Кто из них первый другого обнаружит, дает сигнал, что враг раскрыт, и побеждает в состязаниях.
В станице было пару семилетков, которые могли двигаться, как тени, и совершали чудеса ловкости, выполняя упражнения. Это Егор Победоносцев и его заклятый соперник Тишка Чорный. Злой и задиристый мальчуган, Тишка, тем не менее был виртуозно ловок. С ним в этот солнечный день и предстояло состязаться Егору.
Их в этот день выпустили первыми. Над полем стояла томная тишина, иногда прерываемая жужжанием насекомых. Зеваки-болельщики, которые пришли посмотреть на малолетков, разделились на два лагеря.
Мальчики напряженно буравили друг друга взглядом, пытаясь угадать мысли соперника. По сигналу они молниеносно нырнули в бурьяны, пропав, будто их и не было. Только слабое шевеленье верхушек лабинского разнотравья позволяло определять казакам, где сейчас пластунята.
Время шло, зрители изнывали от неизвестности. Ни один не подавал сигнал, то есть, не мог засечь соперника. Когда судьи и зрители уже устали ждать, оба мальца испуганными зайцами взвились над высоким травяным покровом: они столкнулись лоб в лоб, не слыша друг друга, и одновременно подали сигнал.
Ну что ж, сказал казак Митрий, пока вы оба молодцы, не можем определить лучшего.
Учили хлопцев и задковать: запутывать следы, уходя от неприятеля. Пластуны шли задом, чтобы обмануть преследователя направлением следов. Однако эта нехитрая наука тоже требовала своей ловкости. Неверный нажим стопы при отпечатке ноги опытному человеку сразу же раскроет хитрость.
Ребята мастерски подражали голосам птиц и зверей. Этот способ связи или передачи информации мог быть использован даже невдалеке от неприятеля. Настоящий пластун умел лаять лисицей или собакой, кричать кабаном, оленем, дикой козой, выть волком.
Сама природа учила пластунят становиться ее частью, жить в ней и уметь при необходимости выживать.
Дед Григорий в воинское обучение внука не лез, наблюдал только и изредка давал советы, как в бою противника более сильного побороть или как незаметно перемещаться, ночью в дозоре сон бороть, травы лечебные находить и раны заговаривать. Заговоры и молитвы, которые Егорка должен был вызубрить наизусть, создавали маленькому воину защищенное от беды и врага пространство.
Среди популярных игр лабинских мальчишек того времени были дучки, пицва, бабки, дзига или кубарь.
Все они развивали ловкость, смекалку, меткость и многие другие качества, необходимые казакам как в быту, так и на войне.
Особенно Егорка любил играть в дзигу. Для этого дед смастерил ему специальную игрушку — кубарь, похожий на своеобразный волчок. Вот только закручивать его надо было не руками, а кнутом.
Существовало множество правил игры с кубарем: его пытались не уронить, гоняли наперегонки, сбивали кубари соперников. И хотя бабуля часть ворчала, что Егорка занимается пустым делом, мужчины понимали, что это упражнение
развивает у будущего воина глазомер, реакцию и ловкость, учит виртуозному пастушьему владению кнутом, а также боевому обращению с нагайкой.

Были у лабинской детворы и любимые игры, которых они с нетерпением ждали весь год. Например, только в дни Светлой Пасхи можно было сразиться в пасочные битки и поиграть в катанки.
У Победоносцевых, как и в других лабинских семьях, на Пасху красили много яиц. Крашенки – как их называла ребетня – и становились игровым снаряжением для битв. Для сражения яйцами взрослые казаки готовили настоящие катки, которые в праздничные дни пользовались большой популярностью.
После оправления православных праздничных ритуалов и посещения службы в Николаевском храме ребята всех возрастов, а часто и взрослые казаки, собирались у таких катков, чтобы испытать удачу или просто азартно поболеть за хлопцев.
Крашенки скатывали с небольшой горки, сделанной из дощечек. Победителя определяли разными способами — у кого яйцо дальше укатилось, осталось целым или разбило больше чужих крашенок.
Часто самый удачливый уходил домой с целым ведром выигранных нарядных яиц.
Проверяли яйца на прочность скорлупы любители игры в битки. Казаки брали крашенки, договаривались, каким носиком будут биться, тупым или острым, и стукали яйца друг о друга. Проигрывал тот, чье яйцо трескалось, а победитель испорченную крашенку забирал себе.
Ох, сколько же существовало рецептов по укреплению скорлупы! Заядлые игроки выбирали яйца с крепкой кожурой и отваривали их в сильно солёной воде. Такой рецепт считался самым верным.
А однажды откровенный станичный хулиган Лешка Карась и вовсе решил всех обмануть и собрать чуть ли не все крашеные яйца в Лабинской. Вот, что удумал. Он вылепил из глины яйцо, высушил, обтёр так, чтобы оно стало гладким, и покрасил. Ну сроду его от настоящего не отличишь, да того похоже было!
С самого утра он гордо ходил от катка к катку, приобретая славу непобедимого мастера в яичной битве. Однако, как говорится, и на старуху бывает проруха. Заподозрили казаки неладное, отобрали у Карася катанку и бросили непобедимое яйцо со всей силы о землю. Оно и раскололось.
Эх, пожалковали обманутые, что праздник большой, а то побили бы Лешку изрядно. А так — посмеялись над находчивостью, до отпустили, только выигрыш в наказание за плутовство забрали да бедным раздали.

Глава 13.

Ключи от Лабинской линии

Так рос Егорка, ума да силы набирался. И вот минуло ему 15 лет. Дед Григорий же, наоборот, в возраст входит почтенный, когда усы выбелила мудрость, а бороду – знание.
Начиналось кубанское лето. Самая пора за огородом ходить, да земле кланяться. Почти вся станица огородами кормилась. Землю люди уважали, работали усердно, за что та старалась им отплатить хорошими урожаями и обильным сеном для животных.
Возвратясь с поля, где парень помогал женщинам, Егорка увидел деда Григория. Не нравился тот ему в последнее время. Который день задумчив ходил, будто что-то угнетало старика.
Сейчас казак сидел на порожках дома, погруженный в мысли. Появления внука он даже не заметил.
— Диду, — пристал к нему парень, — что случилось? Вижу, ты места себе не находишь, что мучает тебя?
Старик пристально посмотрел на юношу.
— Вижу, вырос ты. Наверное, пришло время, — вздохнул он.
— Время для чего?
— Рассказать тебе кое-что важное.
С этими словами Григорий поднялся с теплых ступенек и пошел в дом. Егор поспешил за ним.
Открыв сундук, стоявший в красном углу, со дна Григорий достал сверток. Белая холщовая тряпица была чистой, но старой.
Бережно положив сверток на стол, Григорий поднял на внука глаза.
— Пообещай мне, — тихо, но твердо сказал он.
Егорка переводил удивленный взгляд со свертка на деда и обратно. На мгновение ему показалось, что лицо Григория будто бы стало каменным и чужим. Холодок пробежал по спине юноши.
— Дида, ты чего?
— Пообещай мне выполнить мою просьбу, — устало повторил он.
— Обещаю, конечно, дед, но что это? – Егорке не терпелось заглянуть в таинственный сверток. Теперь он стал для него жуть каким интересным.
Старик аккуратно и бережно разворачивал ткань.
И тут Егорка увидел видавший виды потертый лядунок и не менее старый навесной замок. Он не смог скрыть своего удивления и разочарования. Деда, а что это за старьё, а? Ты из-за этого что ли сам не свой ходишь?
— Не пыли, вьюнош, не спеши в воду, коль не знаешь броду. Выводы рано делать, коль сути не смекаешь.
Дед степенно начал рассказ. А Егорка по мере его продолжения от удивления не мог пошевелиться, так необычен он был.
Давным-давно это было, — лицо деда разгладилось, картины прошлого одна за другой вставали перед ним.
Барон Григорий Христофорович Засс, у которого наш Петро Волков адъютантом служил, тогда только вынашивал идею создания Лабинской линии. Мечтал он горцев замирить и насадить по Лабе станицы многолюдные. И так ему хотелось воплотить сей проект, что не отпускала его мысль та ни днем, ни ночью. Но и противников ее при императорском дворе достаточно было. Однако не ведали они, что барон наш владел силой волшебною и знанием магическим от казаков-характерников полученным.
В одну из его поездок вдоль Лабы как-то остановился их отряд на ночевку. Пикеты караульные, как положено, выставили. Лагерь разбили, поужинали, чем Бог послал. Остался Григорий Христофорович в палатке один донесение в штаб составлять. Заработался. И тут лёгкий ветерок колыхнул пространство. Что-то изменилось. Подняв голову, он увидел перед собой женщину. Ее зеленый наряд, глаза и волосы в тон ему не смутили барона, много повидавшего на своем веку. Женщина спокойно, с достоинством наблюдала за ним.
— Добрый вечер. Присаживайся, красавица, — пригласил Григорий Христофорович гостью.
— Некогда мне рассиживаться, да и ненадолго я пришла, рыцарь, — голос женщины был глубоким и чарующим, как у морских сирен, которые в древних сказках заставляли моряков забывать обо всем на свете.
— Давай к делу. Меня зовут Варга. Я хранительница духа реки Лабы. От него и пришла с посланием. Знаем мы, что хочешь ты новую Лабинскую линию создать, станицы ставить, народ сюда заселять. Так вот, чтобы жил твой народ здесь вольно, сытно и счастливо, нужно тебе с землей да рекой договор заключить и ключи к твоей линии в новых поселениях у станичных ворот в землю прикопать.
Григорий Засс внимательно слушал зеленоглазую гостью. Его острый взгляд из-за пенсне буквально буравил ее. В его голове проносились разные мысли, но интуиция говорила, что женщина не врет.
— Да и зачем мне врать, — Варга улыбнулась, заглянув ход его рассуждений, как в раскрытую книгу, — я хочу, чтобы на этой земле был мир и покой. Запоминай, рыцарь, — она приблизилась к нему и заглянула прямо в глаза.
Тут же Григорий Христофорович увидел местность, как наяву.
— Пойдете верхами вдвоем к истоку Лабы со своим верным помощником Петро. Не бойтесь ничего и никого, я вас туманами по балкам прикрою. Вдоль русла идет тропинка, держитесь ее, никуда не сворачивайте. Прям рядом с ней в верховьях увидите домик. Там живет ведун, личиной как обычный мужчина лет сорока с черной бородой. Это отец мой. У него ключи возьмете и назад поспешите. Уже направляются на поселение в сторону Махошевского укрепления казаки, которым суждено стать Хранителями ключей, да и один ключ нужно будет твоему Петру отдать.
— Да как я определю та делегация идет или нет? Сейчас на линию тысячи людей едут, — спросил Засс.
— Первые буквы имен семерых должны составить слово «Господи». Один из них – твой Петр, остальных – ищи, — выдохнула Варга и растворилась в полутьме.
Засс выскочил из палатки. Лагерь спал. Его опытный глаз уловил движение – это дозорный проверил источник шума, увидел генерала, успокоился и вновь устремил взгляд в черное марево, прислушиваясь к шумам и шорохам ночного леса.
Разбудив крепко спавшего Петра Аполлоновича, Засс рассказал ему о своем видении. Вернувшись в палатку генерала, оба еще раз осмотрели место происшествия. Ничего сверхъестественного им обнаружить не удалось. И вдруг в траве Петр Аполлонович увидел пуговицу. Железная, с зеленым узором-вязью, она была нескончаема хороша, от нее не хотелось отводить взгляд.
Генерал признал, что она принадлежит ночной гостье. Тогда же соратники решили, не откладывая, ранним утром двинуться в путь, а на путь к станицам Новой линии выставили казаков Первого Лабинского полка на предмет проверки направляющихся на Лабу людей.
Вот так нас с товарищами и остановили. Было нас шесть семей. Осип, Степан, Олег, Дмитрий и Игнат – мои собраться по оружию. Месте мы и ехали на новые места обживаться. Остановили нас дозорные, велели генерала дожидаться, сказали, отбыл, скоро буде. Ну, что делать, разбили лагерь, познакомились с нашими конвоирами. Те хорошими ребятами оказались.
А тем временем Засс и Волков, как им и велено было, верхами пробирались вдоль Лабы к истоку, да зорко по сторонам смотрели. Сдержала Варга свое слово, несмотря на то, что вокруг периодически слышался гортанный говор горцев, прошли они всюду незамеченными. Помнили они, что медлить нельзя. Лошади шли резво, и вскоре путники увидели домик слева от тропы.
Спешившись, они неспешно подошли к жилищу. Было тихо.
— Кого-то ищете?
Путники услышали низкий мужской голос и враз обернулись. Позади них стоял крепкий мужчина средних лет, черная борода красиво обрамляла его лицо с лукаво блестящими глазами.
— Веселый нрав, да крепкий кулак у него, — подумал Засс.
— Да, лучше не проверять, — отозвался хозяин домика, подтвердив, что это умение дочь позаимствовала у него.
Но Григория Христофоровича просто так было не смутить.
— Варга ваша нас к тебе прислала, — генерал с интересом наблюдал за мужчиной, ему никогда не приходилось видеть волхвов, или просто он не знал, что видит их.
— Да, нас мало осталось, опять ответил ведун на мысли барона. А вам и впрямь надо поспешать. Время сейчас особое, надо обряд до полной луны завершить, несколько дней осталось, чтобы он действенным для твоего народа был.
Волхв провел рукой по воздуху, и в ладони его засиял тяжелый ларец из массивного серебра. В нем путники увидели семь красивых ключей и один замок.
— Замок с одним ключом отдашь Григорию. Ему и быть в Лабинской. Остальные ключи – другим хранителям. Они должны расселиться по станицам вдоль Лабы, Петр – в станице Вознесенской, которая связывает две линии – Старую и Новую воедино. В каждой станице справа у Восточных ворот хранителям по прибытии нужно закопать в землю ключи и на тех местах посадить молодые ели.
Наши недруги не глупы, они знают про обряд, поэтому вам нужно внушить людям, что возле ворот каждого куреня, чтобы в доме был достаток, а домочадцы были здоровы и счастливы, нужно посадить ель. Так мы запутаем врагов, и злые духи не смогут найти ключи от Лабинской линии. Запомните, в ключах обережная сила. Их утрата ведет к ослаблению и гибели народа, населяющего Линию. Каждый, кто замыслит злое, сможет разрушить станицы и смести с лица земли кубанский народ.
Ровно через 40 лет внук Григория должен будет привезти мне сюда этот замок для завершения обряда. А пока я буду присматривать за вами. Езжайте.
Не дав путникам опомниться, волхв исчез, как будто и не было его.
— Да, ну и дела, — Петр вопросительно посмотрел на Засса, желая услышать его мнение.
— Что ж, мой друг, — промолвил тот, — точно могу сказать одно – местные духи нам помогают, а значит, правда за нами. Что ж, в путь, надеюсь, нашим солдатам удалось встретить хранителей.
Путники вскочили на чуть отдохнувших коней и отправились к лагерю.
На подъезде от дозорных они узнали, что обоз с шестью семьями задержан. Все произошло так, как и говорила Варга. Ровно такие имена были у путников, будто в воду глядели.
Дозорные весело гоготали, меж собой называя Засса чертом за его умение к чародейству и всяким хитрым выдумкам, солдатскому уму непосильным.
— Срочно требуйте задержанных казаков ко мне, — приказал генерал, едва спешившись, — Петр Аполлонович, пройдемте.
Когда все были в сборе, Григорий Христофорович лично перепроверил имена. Все совпадало.
— Что ж, господа, вы, как я понимаю, едете на новое место устраиваться, — он с любопытством смотрел на казаков, которым вскоре предстояло стать хранителями его любимого детища – Новой линии.
— Да, господин генерал, — ответил Григорий.
— Ну что ж, давайте знакомиться, и к делу, — Григорий Христофорович расположился поудобнее, так как разговор предстоял долгий.
Казаки выходили от генерала задумчивыми. Большое доверие было оказано им, задание более чем серьезное. Нужно было не подвести. Решили так. Я должен был обосноваться в ст. Лабинской, Осип – во Владимирской, Степан – в Зассовской, Олег – в Каладжинской, Дмитрий — в Ахметовской, а Петр Аполлонович – в Вознесенской, Игнат – в Урупской – откуда шло дополнительное сообщение с Кубанью (Старой линией).
Петр с нами не поехал, он прибыл позже с Лабинским казачьим полком, и, хотя от души любил Лабинскую, первое время жил в Вознесенской, как и приказал генерал Засс.
Товарищи нежно попрощались друг с другом в Лабинской и разъехались в свои станицы. Все спешили успеть до полнолуния выполнить наказ генерала и, надо сказать, выполнили! На то мы и казаки! Слово наше твердое, — улыбнулся дед. — Да, и сказал мне генерал про замок, который ты должен отвезти волхву. Тот замок велел хранить пуще всего самого дорогого. Вот теперь пришло твое время завершить обряд, охраняющий наш народ. Ты не бойся ничего, будь крепок в убеждениях, и Бог будет хранить тебя.
— А еще я передаю тебе свой лядунок, — Григорий бережно взял его в руки. — Он мне от моего деда достался. Это амулет, он защитит тебя от пуль, врага, злого человека, глаза, наговора. Носи его с собой и не расставайся.
Старил вложил вещицу Егору в руки и сжал их в своих ладонях. Тепло, благодать и яркие образы прошлого словно всплывали у Егория в голове.
— Диду, — тихо сказал парень, — я вижу жилистого казака со шрамом на лице, еще чуб у него длинный, как у дядьки Макара с окраины станицы. На тебя похож.
— Это твой прапрадед, — прошептал Григорий. – Его лядунок. Он теперь через него тебя беречь будет. Много боев он с ним прошел. Если нужна будет помощь в деле или вопросе каком, возьми его в руки и попроси. Род тебя не оставит. Поможет. А теперь тебе собираться пора. Замок нужно волхву отвезти, срок подходит.
И тут Егора осенило:
— Дед, а не эта ли Варга тебе на реке помогает, а?
Григорий расхохотался, сразу помолодев лет на десять.
— Догадливый парень, моя кровь, — с гордостью подумал он и, не ответив, вышел на залитый солнцем порог.
Егор сосредоточенно собирался. Дорога предстояла не близкая, задание – не из легких. В лесу он чувствовал себя, как дома, но рассказ деда так ошеломил его, что до сих пор от волнения зудела кожа. Хотелось пешком бежать к этому таинственному ведуну.
Так. Георгий. Остановись. Успокойся и подумай, — сказал он себе так, как учил крестный. Ошибка или халатность при подготовке к походу могла стоить жизни. Это он усвоил хорошо.
— Да, диду, не был я никогда в Ахметовской, как узнать, что туда иду?
— А ты на горы смотри по правую сторону от дороги вдоль Лабы. Как подъезжать будешь, увидишь гору с профилем горца бородатого – то Ахмет-гора, значит, цель твоя близко.
— А почему гору Ахметом назвали?
— Сказывают, что давным-давно, когда еще на Кавказе турки правили, жил в этих краях воин отважный с горячим сердцем по имени Ахмет. Был он простым рядовым воином местного горного князя, чье имя история не сохранила. Видел Ахмет, как тяжело живется его народу под турецким игом, и поднял против османских завоевателей восстание. В родных горах не было ему равных в боевом искусстве. Вместе с боевыми товарищами провел он несколько успешных операций. Но силен был турецкий ставленник, да и чарами колдовскими ведал. Прознал он, лиходей, про планы Ахмета и разбил его отряд наголову. Пришлось герою с остатками отряда скрываться в лесу. Было это как раз в районе высокой горы, нависающей над долиной Лабы. Долго не мог злой колдун отыскать Ахмета. Ведь дома даже камни помогают. Любил героя родной лес, укрывал от всевидящего ока ведьмака, скрывал шорохи и звуки джигита. Тогда решил злодей действовать иначе. Через князевых людей нашел предателя до золота охочего. Вот он и указал османам местонахождение горца. Выследили злодеи героя. Завязался жестокий бой. Горец бился, как лев, но силы были неравны. Тогда Ахмет, чтобы не оказаться в руках янычаров, завязал своей лошади глаза и прыгнул вместе с ней с высокой скалы.
Так погиб герой, но обрел славу у своего народа в веках. Обхитрил он врага, поселив в сердцах своего народа надежду на свободу от турок. Вот, сколько лет прошло, а подвиг Ахмета жив. Люди его именем назвали ту скалу. Да и правда, похожа она на него стала, как две капли воды. Сторожит теперь Ахмет свою землю от врагов. Говорят, в тех местах в период опасности видят отважного всадника, что меж деревьев мелькает.
— Надо же. Вот бы увидеть его хоть глазком!
— Жизнь долгая, внук, может, и увидишь его, — сказал старик задумчиво.

И вот конь и снаряжение собраны. Егорий перекрестился на иконы, вышел к деду.
— А что мамане с батей скажешь? – просил он у деда.
— Что к родственникам тебя послал в Каладжинскую, — ответил тот, — ты, кстати, на обратной дороге к ним загляни, привет передай. Ну, с Богом!
Дед прижал внука к себе, встряхнул его хорошенько и оттолкнул к воротам.
— Ступай!
Егорка хмыкнул и вскочил на Грома. Что ж пора отправляться в путь.
Вечерело. Егор понимал, что ему придется где-то остановиться на ночевку. Решил, что лучше заехать в Каладжинскую сейчас.
На подъезде к станице посреди дороги стоял огромный валун, будто рассекая путь надвое. Люди звали его Ведьмин камень. Путники всегда старались прикоснуться к нему, удачи попросить. Так сделал Егор и сейчас.
Говорили, что камень сорвался с горы и убил жениха с невестой, которые ехали венчаться против родительской воли.
Мать девушки, которую звали Любавой, была ведьмой, жила поодаль от станицы Каладжинской в лесу на горе. Мрачная и нелюдимая, она одна растила дочь. Хотя многие думали, что это приемная сирота, поскольку девочка была полной противоположностью матери – светлой, доброй, улыбчивой и общительной. Когда девушка подросла, и пришла пора думать о замужестве, мать сыскала ей богатого парня из зажиточной казачьей семьи. Но сердцу не прикажешь: девушка влюбилась в молоденького пастуха Семена, который пас стада богатых казаков невдалеке от их дома. У парня не было практически ничего. Отец погиб в Кавказскую войну, мать не пережила этой потери и тоже быстро ушла в иной мир. Жил паренек у своего дядьки, да у того самого было пятеро детей. Молодые слушать никого не хотели. У девушки от постылого богатого жениха воротило с души. Мать лютовала. Она замкнула Любаву в доме и не пускала на свидания к милому.
— Я превращу тебя в мышь, если ты не сделаешь по-моему, — кричала она затворнице.
— Лучше уж в мышь, чем жить с этим медведем, — отвечала ей дочь.
— Всю жизнь люди сторонятся нас, выйди замуж на богатого. Деньги заткнут людям рот, и я смогу занять достойное положение в станичном обществе.
— Ты хочешь купить расположение людей за мою свободу? Я всю жизнь буду несчастна, мама!
— Ты будешь несчастна, если выйдешь замуж за голодранца, и твоим детям будет нечего есть. Только тогда будет уже поздно.
Такие разговоры продолжались каждый день, пока дочери не удалось сбежать из-под домашнего ареста. Опрометью помчалась она искать своего Сёмушку.
Тот был дома, помогал по хозяйству. Увидев девушку, пастух бросился ей навстречу.
— Любушка моя, я извелся весь, где ты была так долго?
— Мать не выпускает меня из дома, готовится выдать меня за богача Кирюшу.
— Я слышал, вся станица гудит. А ты что думаешь?
— Я люблю тебя, родной.
— Я знаю попа нашего, он не обвенчает нас ни за что, он уже Кириллу обещал помочь, сделать все по высшему разряду, ему уже и денег уплочено. А знаешь что, в станице Зассовской, говорят, поп хороший, добрый, людей любит, авось нам в просьбе не откажет. Я тут немного денег накопил, все ему отдам, лишь бы с тобой быть. На том и порешили.
Запряг Семен скакуна в бричку, усадил Любаву, собрался и направились они в Зассовскую.
Да видел все Кирилл и разговор влюбленных подслушал, вскочил он на коня и помчался к ведьме. Рассвирепела она, загремел гром над лесом, встал ливень стеной. Развезло дорогу так, что проехать сложно. Только влюбленным тот дождь, что море по колено. Едут они потихоньку, планов не меняют. Подбежала ведьма к обрыву, под которым как раз бричка и ехала в тот час, топнула ногой, прошептала заклинание. Оторвался кусок скалы, полетел вниз, вонзился в середину дороги, накрыв собой беглецов. Тут же прекратился дождь, а из-под камня выпорхнули два голубя и в Зассовскую полетели. Завыла-закричала ведьма, которая из-за своей жадности и жестокости дочери единственной лишилась, но уже поздно было. А камень с тех пор чудесным считается, в нем любовь сердечная живет, которую никакими камнями не уничтожишь.
Правда это была или нет, никому не ведомо. Но камень был, как живой. Егор чувствовал его и всегда получал ответ на просьбу о том или ином своем желании. Если желанию суждено было исполниться, камень теплел под его ладошкой, ну а если нет, то оставался холоден, не откликался, словно не хотел внушать человеку надежд на неисполнимое. Сегодня юноша попросил удачи в исполнении задания, с которым направлялся в путь.
Камень сначала был холоден, как лед. Егор уже отчаялся. Впору назад возвращаться, подумал он, но вспомнив, что от него зависит судьба всей Лабинской линии, отбросил все сомнения. И, как по волшебству, твердая поверхность скалы стала теплеть, нагреваясь практически до раскаленного состояния. Егор отдёрнул руку.
— Так вот, как это работает, — подумал он. – Чем сильнее твоя уверенность в задуманном, тем больше вероятность, что оно случится. Ну что ж, идем до конца, назад дороги нет.
Егор решительно направил Грома в Каладжинскую. Ему нежно было отдохнуть и набраться сил перед испытанием.
Здесь, в самом центре станицы, жила многочисленная родня матери. Бабуля Дуся пекла вкуснейшие оладьи. Ничего лучше Егор в жизни не ел. Увидев внука, бабушка запричитала, затискала его и шустро унеслась готовить любимое лакомство парня.
Пока дед Антон — отец матери — послал младших детей за крестной Егора, они степенно беседовали о жизни в Лабинской, последних новостях и цели его приезда. Истинную цель парень раскрывать не стал, сказал, что едет по поручению деда Григория к его товарищу в Ахметовскую.
Ароматный запах свежеиспеченных оладьев мешал Егору сосредоточится на беседе, он то и дело бросал взгляды на печь и бабулю. Дед куда-то вышел из комнаты и вернулся с целой миской янтарного меда.
— А вот и я, привет, сынок, — крестная обняла парубка и с удовольствием стала его рассматривать, — вырос-то, вырос, возмужал! Вона и усы пробиваются. Егорушка мой, — она ласково гладила его по голове, — чай и невеста есть? – спросила женщина.
Олька, ее младшая дочь лет пяти, с интересом таращилась на старшего двоюродного брата, который принялся уплетать бабулины оладьи, ради которых можно было ехать даже на край света.
— Нету, мамань, ну чего вы, — покраснел Егор.
— Ладно тебе парня смущать, — сказала дочери Евдокия, — кушай, внучок, поправляйся, вон какой худющий, не кормють тебя, что ли?
— Кормят, ба, ем много, — сказал, жуя, Егор. Я просто гончей породы, дед Гриша так говорит.
Антон расхохотался.
— Да негоже казаку толстым быть, а то как на коня залазить будет? – дед похлопал внука по плечу. – Иди отдыхай, мать тебе постелила. Завтра опять весь день в седле.
Егор поблагодарил бабушку за вкусное угощение, поцеловал ее в седую макушку и пошел укладываться спать.
В Каладжинской он бывал редко, они с матерью пару раз в год навещали ее родителей. Дома работы было много, не до разъездов. Однако даже в пору этих кратких визитов он чувствовал себя здесь, как дома. Так хорошо и покойно ему было редко. Егор уснул.
На рассвете, попрощавшись с родней, он двинулся в путь. Довольно скоро преодолев расстояние до станицы Ахметовской, он углубился по тропе в лес, держась реки, как говорил дед.
Лег туман. Тишину прерывал громкий голос кукушки. Она, казалось, звала его за собой, вела к заветному месту.
Гром, будто споткнулся. Встал посередине тропы, не желая идти дальше.
— Ну что ты, Громушка, — гладил по гриве его Егор, — пойдем, дома еще не видать. Нам вперед надо.
Гром захрапел, а потом заржал. Воздух, казалось, загустел, туман начал сгущаться. Егор растерялся, но, вспомнив слова деда, мысленно потянулся к тому казаку, которого увидел в видении.
— Диду, помоги! – попросил он и ощутил, что пращур словно встал рядом.
Мощная сила рода, идущая от него, добавила Егору уверенности в собственных силах.
— Дед, ты как тут оказался? — Мысленно спросил он у казака, который и не собирался исчезать, — ты же умер уже?
— Умер, но живой, — услышал он в ответ, — я как ангел-хранитель твой, тебя и весь род берегу. А здесь у меня товарищ живет. Тебя он ждет, да морок дойти не пускает. Возьми мой кинжал, вынь из ножен и разрежь его крест-накрест, — воин показал нужное движение.
— Да где мне твой кинжал добыть? – удивился Егор.
— У тебя на поясе висит, — ответил дух.
Удивленный взгляд парня повеселил пращура: да, и кинжал мой! – сказал он.
Егор молниеносно вытащил его из ножен и разрезал морок.
Тут же туман спал, и казак очутился прямо напротив небольшого деревянного сруба. Он потемнел от времени, но казался довольно крепким и надежным.
Гром еще раз презрительно фыркнул на уползающий туман и спокойно пошел к дому. Спешившись, Егор постучал в дверь.
— Заходи, коль пришел, Георгий внук Григория. Ты же внук? – вопросом встретил казака справный мужчина лет сорока с черной, как смоль, бородой.
— Надо же, ничего тебя не берет, — голос пращура продолжал звучать в голове Егора, хотя его самого он уже не видел.
Оказалось, что бородатый мужик также слышит его. Егор даже рад был, что его родственник смог сбить с лица хозяина дома его самодовольную улыбку.
— Да ты откуда, Евтихий? Я твой голос ни с кем не спутаю, — он тревожно посмотрел на Егора, — молодым казаком что ли обернулся? – недоуменно спросил он.
— Ну ты придумаешь тоже, Захар, — прапрадед рассмеялся, — это потомок мой. Ты сам его призвал обряд завершить, а я вот, приглядываю, чтоб парень не пострадал, да не случилось с ним чего, места тут неспокойные. А ты, оказывается, тут осел. Мы все гадали, куда же ты делся после боя с польскими вурдалаками.
Хозяин опустил глаза.
— Я покоя просто захотел, вот и отбыл потихоньку, а здесь спокойно, свободно было, опять-таки лес, чистый воздух и никаких нежитей.
— Что ты от Егора хочешь? Заканчивай обряд, ему возвращаться надо, а то у тебя под носом кто-то мороком балуется, — проворчал мой пращур.
— Ты замок принес? — обратился ко мне ведун.
— Да, конечно, — я опустил руку в дорожную сумку и обнаружил, что замка-то там и нет.
— Что замер, давай быстрей, время уходит, — хозяин протянул к Егору руку и внимательно посмотрел на него. – Да ладно. – Он все понял. — Где пропал, помнишь?
— Я проверял, все на месте было, — по-мальчишечьи затараторил Егор, — я в Каладжинской проверял, когда выезжал утром, по дороге не останавливался, потом в лесу Гром, конь мой, будто споткнулся и встал, нас туман окутал, но я сумку не открывал, выронить не мог. Что же делать теперь… Мне же дед доверил… — казак был в отчаянии.
— Кто у тебя тут орудует? – Евтихий вновь подал голос. – Захар, говори всё, я не дам тебе род мой сгубить, ты же знаешь, замок должен быть закрыт восьмым ключом именно сегодня.
— Ты же знаешь, что едут сюда со всей России-матушки, лучшей жизни ищут. Недавно в Ахметовскую откуда-то из глубинки русской семья приехала. Неприметная такая семья. Только есть у них женщина без возраста, никак посмотреть ее я не могу, закрытая она, сильнее меня, получается. Вот она и начала тут шкодничать.
— Что делать будем? – Захар думал.
— Тебе ли не знать? Времени нет миндальничать. Ты помнишь свой замок? Это твоя вещь, принадлежит тебе по праву, значит, ты увидишь ее, где бы она ни находилась, — прапрадед был рядом, казалось, он говорил из всех уголков небольшой комнаты.
Захар закрыл глаза и зашептал странные слова. Прошло несколько минут, ведун открыл глаза, его расстроенный вид вселил в Егора тревогу.
— Ну что Вы увидели? – казак напряженно смотрел на ведуна.
— Прости, друг, — Захар явно обращался к духу прапрадеда, — но ему придется сражаться.
— Что значит придется? – голос в окружающем пространстве набирал силу, которая, казалось, сейчас начнет бросать предметы. – Ты что ж с ведьмой справиться не можешь, а пацана ей отдаешь? О чем вы договорились, говори!
Голос пращура зашипел, а лицо Захара начало синеть.
— Ты что, Евтихий, мы же друзья, как же я могу….- хрипел полупридушенный Захар.
— Да также, как и в прошлый раз, когда ты оставил меня, израненного, вурдалакам, — продолжал голос. Ох, неспроста ты людям помогать взялся. Что ты ей обещал? Говори! Отдать молодого казака, да еще и потомка характерника? Так? Ах ты нелюдь…
Неведомая сила подбросила Захара к потолку и закрутила, как пушинку вверху.
— А если бы он не пришел, то ты отдал бы ей на растерзание все станицы, ведь закопанные ключи стали бы для нее местами силы и притяжения всей нечисти в округе! – голос негодовал.
— Друг мой, отпусти, я все скажу, — хрипел Захар, размахивая под потолком ногами, которые пытались найти хоть какую-то опору.
Егор смотрел на это, открыв рот, с ужасом осознавая происходящее. Итак. Замок у ведьмы. Его не достать ведуну. Ему придется с ней драться. Ну что ж. С таким предком, как у него, и помирать не страшно.
— Не ругайся, диду, — ласково произнес он, вставая с лавки. — Я готов.
Захар затих, и через секунду мешком навзничь упал на пол.
— К чему готов, внучок? – вкрадчиво спросил голос, — к тому, чтобы тебя растерзала старая ведьма?
— Мне дед Гриша твой лядунок отдал, сказал, он поможет, а сражаться меня крестный учил, чай продержусь, а может, и ты мне чем поможешь. Вон как Захара трепал, — сказал Егор.
— Егор, замок находится у самого истока Лабы, — старая ведьма хочет замкнуть его, чтобы река высохла, тогда люди сами отсюда уйдут, одна нечисть и останется. Но ей для завершения обряда нужна кровь молодой девушки. Её-то она и ведет сейчас к истоку. Девушку нужно отбить у ведьмы и замок забрать. Но сделать это под силу лишь тебе – молодому внуку казака-характерника с чистым сердцем и светлыми помыслами.
— Ты сможешь показать мне дорогу? – спросил Егор, направляясь к коню.
— Следуй за мной, — ответил ведун.
Воздух сгустился, он обернулся вороном и взмыл над деревьями. Егор направил коня следом.
Чем ближе был исток, тем сильнее уплотнялось пространство, вскоре пробираться сквозь воздух стало совсем тяжело, слово липкая вата окутывала путника, цеплялась, тянула назад. На душе стало тоскливо, будто выкачали всю радость. Ворон лететь больше не смог, упал к копытам коня. Егор поднял его и повез в руках. Вскоре впереди стали различимы две фигуры. Они будто двигались за вуалью, нечеткие, размытые, угрожающие вот-вот раствориться во вновь откуда-то взявшемся тумане.
Егор упорно направлял коня, корректируя движение по клюву ворона, который теперь был ему компасом. Наконец, Егор увидел бьющий из скалы родник. Это и был исток, откуда брала свое начало гордая красавица Лаба. Рядом ворочалась темная тень.
— Диду, я не вижу ее, — взмолился Егор, — помоги, она, словно тень.
— Достань кинжал, — подсказал Евтихий.
Егор выхватил кинжал, резанул воздух крест-накрест. Тут послышался страшный вой. Ведьма проявилась, стала видна и ее жертва – молоденькая девушка, без сознания лежащая на камнях. Еще минута, и страшный ритуал был бы совершен.
Егорий замешкался. Перед ним стояла старая женщина, смотрела на него глазами его матери, парализуя волю и разум.
И тут громко, душераздирающе каркнул ворон. Морок спал, и казак увидел страшный оскал черной ведьмы. Ее рука с ножом была направлена на девичью грудь.
Его кинжал успел быстрее. Серебряный клинок пронзил старуху насквозь. Ведьма роем черных мух рассеялась в пространстве.
Морок спал. Захар, придавленный личиной ворона, наконец, смог вернуться в свое тело, а Егор бросился к девушке. Она была жива, но еле дышала. Замок, подло похищенный у казака, валялся рядом. Егор схватил его, спрятал в сумку и попытался привести девушку в чувство.
— Умой ее живой водой, — подсказал Захар.
— Да где ж я ее возьму? – спросил казак.
— Так вот она, — улыбнулся ведун, — показывая на исток. – Не зря ведьма сюда стремилась, большая живая и целебная сила в этой воде, если бы она ее иссушила, то многие земли превратились бы в пустыню. Ты молодец, потомок характерника, в тебе есть сила, но нам нужно спешить.
Егор умыл девушку, и та открыла глаза.
— Где я? Кто ты? – она с тревогой стала оглядываться, — не переживай, я друг, ты уже в безопасности, встать сможешь? Нам нужно идти, позже все объясню, — заторопился Егор.
— Могу, меня Настей зовут, — девушка поднялась и ловко взобралась на коня.
Мужчины пошли пешком. Шли быстро и молча. День клонился к закату. Наконец, показался дом Захара. Мужчина взял у Егора замок, достал свой восьмой ключ, положил их на блюдо и начал ритуал.
Молодые люди тихонько сидели, боясь помешать.
— Диду, что это? – казак вновь потихоньку говорил с прапрадедом. Казалось, теперь он стал частью его самого.
— Захар сейчас закроет замок, чтобы никакая нечисть не смогла больше поселиться в этих местах и изводить народ. Испытания, конечно, будут, и враги еще будут пробовать казаков сломать и извести, но вы все выдержите. Захар замкнет круг, и ключи Лабинской линии обретут истинную силу. Теперь только так.
Захар вставил ключ в замок, повернул его и обратил всё в единый камень.
— Всё, Егор. Обряд завершен. Возьми этот камень и заложи его в основание новой церкви в Лабинской. Скоро ее строить начнут. Будет крепкая вера, будет крепкий народ. Настасью назад в станицу верни, да через пару годков свататься приезжай, это твоя суженая. Прощайте дети, прощай и ты, Евтихий, хотя, видимо с тобой мы скоро свидимся. Я свою миссию выполнил, ухожу с легким сердцем, — слова Захара заставили Егора задуматься.
Они попрощались. Отойдя на два десятка шагов, Егор обернулся, чтобы еще раз посмотреть на домик в гуще леса. Но там уже ничего не было. Место заросло ельником, как будто ничего и не бывало. Егор поспешил выехать из леса. По просеке им навстречу спешили ахметовцы. Увидев Настю, они обрадовались. Девушку сутки искали.
Объяснив, что она заблудилась, казак вручил ее родителям и направился домой. Ему было что рассказать деду Грише.